пятьсот тысяч.
– Уже вернул, – сказал Знаев. – Не пригодились.
– Значит, твой сын – гордый парень?
– Ещё какой. Говорю: у меня большой магазин… Давай ко мне на склад… Нет, отвечает, так неинтересно. Очень правильный юноша. Пять минут поговорили – а у меня сердце до сих пор как будто в тёплом меду плавает.
– В тёплом меду… – озабоченно пробормотал Горохов. – Что за таблетки ты принимаешь?
– Нейролептики. Транквилизаторы. Такими кормят буйных психов.
– Извиняюсь за прямой вопрос: а у тебя крыша от них не поедет?
– Не знаю, – сказал Знаев. – Там видно будет.
И нагнулся, достал из-под стола старую, наполовину пустую бутылку крепкого. И два стакана.
Вошедшая в кабинет Маша Колыванова застала самый апогей священной процедуры, когда слух соучастников радуется звонкому бульканью, и пространство вокруг наполняемой посуды набухает отчаянным спиртовым духом, и ноздри трепещут, и душа замирает в коротком приступе смятения: ну вот, опять алкоголь.
– Что празднуем? – осведомилась Маша.
Знаев немедленно достал третий стакан. Маша азартно ухмыльнулась.
– У меня, – сказал ей Знаев, – появился второй ребёнок.
– Ого, – сказала Маша. – Требую подробностей!
– Всё как в любовном романе, – сказал Знаев. – Я провёл с женщиной всего одну ночь. Через шестнадцать лет выясняется: не напрасно. Сын! Сегодня познакомились.
– Поздравляю, – сказала Маша, заметно возбуждаясь. – Что чувствуете, Сергей Витальевич?
– Любовь, – ответил Знаев. – А ты что подумала?
– То же самое, – сказала Маша. – И как он? Хороший парень?
– Моя точная копия, – ответил Знаев, снова ловя себя на физическом ощущении гордости, на том, что его распирает.
Выпили.
Маша Колыванова была тренированным застольным бойцом и занюхала собственным запястьем.
Горохов проглотил с равнодушным лицом, но закашлялся.
Знаев же – опьянел мгновенно, как будто поскользнулся, упал и приложился затылком о твёрдое.
– Маша, – спросил он, – а твоему сыну – сколько?
– Двадцать три, – ответила Маша со вздохом. – Боюсь, скоро он сделает меня бабушкой.
– И что в этом страшного?
Маша точным движением согнутого пальца придержала тушь под накрашенным глазом.
– Сергей Витальевич, – сказала она, – идите к чёрту. Я не хочу быть бабушкой. Моя цель – оставаться сексуальным объектом.
– Тебе, Маша, это удаётся, – сказал Знаев и вручил бутылку Горохову.
– Налей ещё. И пойдём работать.
Горохов немедленно исполнил распоряжение шефа; в самый решительный момент в его кармане зажурчал телефон, но наливающий не обратил на это никакого внимания.
– Ещё одно, – сказал Знаев, глядя на Машу. – На меня завели уголовное дело. Враги всё ближе. Торговая сеть «Ландыш». Григорий Молнин. Миллиардер. Давит на меня через прокуратуру Москвы. Мне предъявили обвинение. Подняли все старые истории. Банкротство банка. Заявления недовольных.