Традиционная версия Великой цепи бытия попадает в эту категорию (см. рис. 4.3, стр. 111). В число представителей подобного общего воззрения можно включить Плотина, Канта, Шеллинга, Кумарасвами, Уайтхеда, Фритьофа Шуона, Хьюстона Смита и Иэна Барбура.
«Слабая» версия: принцип NOMA («непересекающиеся магистерии»[67]). Это термин, который ввел Стивен Джей Гулд для обозначения идеи, что наука и религия затрагивают разные сферы, однако эти сферы нельзя интегрировать в какого-либо рода панорамной картине, ибо они фундаментально несоизмеримы. К обеим сферам нужно относиться с уважением, но полностью интегрировать их нельзя. Это, по умолчанию, является очень распространенной позицией среди многих ученых, которые придерживаются веры в существование какой-то вариации Духа, но не могут себе представить, как это на самом деле можно соотнести с наукой, а посему они придерживаются позиции предоставить кесарю кесарево, а Богу отдать, что останется после этого.
4. Сама наука предлагает аргументы в пользу существования Духа. Сторонники этой позиции утверждают, что многие научные факты и открытия напрямую указывают на духовные реалии, а посему наука может помочь нам напрямую открыть Бога/Богиню. Например, Большой взрыв, видимо, требует нечто вроде творящего начала; эволюция, видимо, следует принципам разумного творения; антропный принцип подразумевает, что за космической эволюцией стоит нечто вроде созидательного разума, и тому подобное. Это сходно с односторонним приспособлением по Скотт, при котором наука используется для обогащения религии, но не наоборот. Это также сходно с тем, что Барбур называет «природной теологией», противопоставляемой «теологии природы» (в первом случае Дух напрямую обнаруживается в «прочтении» природы, как о том говорят многие экофилософы; во втором же откровения Духа используются для интерпретации природы духовным образом. Сам Барбур предпочитает второй вариант, являющийся частью третьей категории). Это весьма распространенный подход к данному вопросу, который, вероятно, наиболее часто встречается среди популярных авторов, пишущих на тему «новой научной парадигмы, которая доказывает или поддерживает мистицизм».
5. Сама по себе наука является не знанием о мире, а всего лишь одной из интерпретаций мира, а посему она столь же достоверна (не больше и не меньше), сколь искусство и поэзия. Это, разумеется, типичная «постмодернистская» позиция. Тогда как предыдущий подход наиболее распространен среди популярных авторов, пишущих на тему науки и религии, этот подход наиболее распространен среди академической и культурной элиты, которая не посвящает себя конструированию какой-либо интеграции, вместо этого занимаясь деконструированием всего ценного, что могут высказать все остальные по данному вопросу. Постмодернисты поднимают ряд по-настоящему важных вопросов, и я предпринял серьезную попытку включить их вклад в более целостном, или интегральном, воззрении.[68] Однако предоставленный самому себе постмодернизм представляет