привезла пацана через пять дней после того, как я огласил пророчество, за девять месяцев до апокалипсиса. Дети как раз установили над алтарем плоский телеэкран, на котором мигали цифры обратного отсчета, как напоминание о неумолимом конце. Девять месяцев – подходящий срок, достаточно долгий, чтобы довести панику до кипения и опустошить кошельки без опасений получить пулю в лоб, и достаточно короткий, чтобы утешать сереньких и простоватых Детей Авраама без подспудного желания их передушить. Но когда заявилась Хилари, я призадумался насчет сроков. И не только потому, что она вздумала спихнуть мне этого тощего, как сушеная треска, десятилетку, прежде чем отправиться на поиски более злачных угодий.
Вот уже лет пять я зовусь Авраам Уолш. Настоящее мое имя вам ни к чему. До этого меня звали Авраам Кливер, а еще раньше, когда Хилари решила расплеваться с родителями и связалась со мной, бродячим проповедником, – Авраамом Брейди. И если после десяти лет, трех фамилий и двенадцати штатов меня смогла разыскать эта больная на всю голову, то кто знает, сколько полицейских, вчерашних прихожан, сопливых детишек и разъяренных отцов с дробовиками наперевес у меня на хвосте?
Добрых три года в Питтстауне дело шло, как по маслу. «Дети Авраама» – около сорока семей – не без подмоги кающегося грешника и местного царька Кларка Джефри разжились церквушкой, парочкой домов и частным особняком с крытым бассейном. Как ни хотел Кларк Джефри пробиться в рай и задобрить Бога за двадцать лет хищений и кувырканий с проститутками, а все ж его благочестия не хватало на то, чтобы растрясти мошну или переписать на отца Авраама немного землицы. Занимай и ссужай – в этом весь Кларк. Жертвуют идиоты.
Мы не стремились пополнять наши ряды: прозелитизм только привлекает лишнее внимание. Никаких вычурных нарядов и танцев с кимвалами на улицах, – пустые понты. И никакой полигамии, иначе шумихи не оберешься. Тем более что меня лично жизнь научила: одна жена – это на одну больше, чем требуется. Дети оказались кроткой и смирной паствой, но я бы вконец уморился разыгрывать из себя божьего агнца, чтобы продолжать их стричь, если бы не дорогие простыни, крытый бассейн и ванна с джакузи. Всяко лучше, чем горбатиться на дядю, особенно когда до пенсии осталось восемь месяцев и двадцать шесть дней. И тут заявляется Хилари Как-Бишь-Ее с плодом моих, очевидно, чресел, Судный день на мою голову.
– Да что я вообще знаю о детях? – сказал я.
– У тебя столько Детей, отец Авраам! Одним больше, одним меньше.
И она уставилась на меня своим фирменным взглядом, широко распахнув наивные глаза, в уголках которых притаилась насмешка. За это я и держал ее при себе, хоть она с самого начала всё просекла и могла запросто натравить на меня своего папашу с дружками. В двадцать пять лет она выглядела на пятнадцать; спустя десять лет мало кто поверит, что ей под сорок. Несмотря на загрубевшую от солнца кожу, раздавшуюся талию и темный пушок над верхней губой, в Хилари оставалась толика сексуальной привлекательности – так бывшая стриптизерша,