выводили его из себя.
– Боже упаси! – начала бормотать Герда. – Чтобы подпускать к детю колдуна?! Нет, я молитву прочла, от порчи и сглаза. Что вы, хозяин, мало я таких деток выходила что ли?
Но, увидев горящий взгляд Горвея, она вдруг умолкла.
– Дура! – закричал он вдруг вне себя. – Идиотка! Проклятая баба! Молитву ты прочла?! Идёт первый безбожный год, кому ты читала свои молитвы?! Несносная женщина, хочешь загубить ребёнка? Иди сейчас же за Арахтом, пока я не велел высечь тебя как следует!
Ей вслед ещё летели ругательства, когда Герда выскочила из комнаты и помчалась разыскивать мага, молясь, чтобы её после этого не пороли. А у Горвея руки тряслись от гнева. Он вдруг понял, что его мысли, относительно глупости женщин не были безосновательны. Напуганная Лианна заревела с новой силой. Немного поостыв, барон подошёл к колыбели. Покрасневшее от слёз, перекошенное лицо младенца заставило его поморщиться. Он никогда не питал иллюзий по поводу красоты новорождённых, в чём вновь убедился. Большая голова была безобразно непропорциональна к телу, короткие ручки и ножки выглядели словно кочерыжки. Красная, всклокоченная, орущая девчонка могла бы показаться детёнышем какого-то зверя, если бы Горвей не знал, что это будущий Бог. Чтобы на всякий случай убедиться в этом, он перевернул её, поглядев на метку, расползшуюся по спине. Большое солнце, испещрённое узором. Лиа закричала от негодования и гнева. Вдруг барону стало жаль её.
– Ну что ты, тише, – постарался как можно спокойнее и величественнее произнести он, помня, к кому обращается. Ответом ему послужил новый приступ детской ярости. Не зная, что делать, Горвей немного покачал колыбель, но, поняв, что это не помогает, а, кажется, только усугубляет дело, он неловко поднял Лианну на руки и попробовал успокоить.
– Тише, тише, – повторял он, медленно бродя по комнате, от стены к стене, слегка покачивая ребёнка. Странно, но постепенно она начала успокаиваться, сменив крик и рёв на короткие, нервные всхлипывания. Барон не понимал, что же заставило её замолчать, но улыбнулся. Ему показалось, что сердце его начало наполнять тепло, поднимающееся изнутри. Теперь он глядел на пушистые рыжие волосы и успокоившееся лицо девочки без прежнего отвращения. Ему вспомнилось лицо его брата, с тёмно-серыми глазами и чёрными волосами, как его собственные, так близко от лица его матери, улыбающейся, на минуту счастливой. Барон улыбнулся. Его брат и мать были светлым воспоминанием его детства. Но и оно походило на одно короткое мгновение, так быстро их у него отняли.
Лицо его вдруг омрачилось.
– Ты не будешь похожа на моих мать и брата. Ради тебя же самой. Ты станешь самым сильным Богом, который когда-либо существовал! Не волнуйся, я сделаю тебя сильной.
Девочка причмокнула во сне губами. Навряд ли она услышала обещание отца.
Дверь тихонько скрипнула.
– Господин, – произнёс Арахт, на вопросительный взгляд хозяина, когда Горвей обернулся.
– У неё небольшой жар, посмотри, –