так вот и транзит, эта самая глория мунди. Но как на свете без любви прожить… Мне будет скучно, ей богу. А я ведь еще хотел за литературу поговорить, вот даже не поблагодарил за так обрадовавшую меня цитату Кузмина…
Кстати о музыке, Вагнер-то, оно конечно, римская империя да и только, а я вот вчера был на замечательном концерте джаза, Шифрин, пианист и дирижер, Морисон, трубач (ай-йяй-яй, что выделывал!), Питер Кинг, саксафон, и негр в черных очках на контробасе, ну и ударник классный, Гамильтон, и все это с Тель-Авивским симфоническим оркестром, зажигательно прошел концерт. Даже ко всему привыкшие и обычно скучающие оркестранты покачивались в такт, широко улыбались и одобрительно стучали смычками по пюпитрам. Ну а в зале – визг.
Ваш, теперь уже навсегда
Наум
29.1. Суббота. Почти морозно.
Наум, дорогой, мне стыыдно, стыыднаа, что-то я заебся
Но – живы мы, и все – живые, мы мертвы – завиден гроб.
Я попробую что-то придумать с доставкой. Может кто-то и отправляет в Израиль книги самолетом, я постараюсь узнать.
Мне не нравятся ваши журналы. Дураки все какие-то, ну уехали, живите и радуйтесь (это я не к вам обращаюсь), а они все как в Литинституте стебутся. Нет! Еврейской! Литературы! На русском языке! Как и литературы китайцев на английском. Есть просто литература без пятой графы. Это похоже на конференцию по краеведению. Мелко. Одним словом – нет, нет и нет. Это не мое. Как-то это мимо писсуара.
Стихи, вы правы, какие-то у Паши дебиловатые, но он очень хороший парень, и в этом есть свой шарм. А что вообще стихи. Ну, стихи. Говна пирога, как на моей родине говорили. Район, где я вырос в Саратове, назывался Похуяровка. Класс!
Я вообще сейчас стихи не люблю, так как не пишу их почти, а люблю я прозу, так как ее и сочиняю.
Написал, Боже правый, целую книгу новелл. Что с ней делать? Вот незадача.
У нас холода были за 20, а сейчас – плюс ноль. Хочу в оперу. Вагнеру готов простить все, начиная с антисемитизма и кончая кощунством. Гений, что тут попишешь. Но хорошо, что до 30-х не дожил. Еще не известно, что бы он устроил. Чудовище. Но прекрасное.
К джазу я холоден, как и он ко мне, но это из-за воспитания. Я люблю, если оттянуться, то по полной программе.
Наум, дорогой, не сетуйте на мое молчание, я отягощен еще не выполненными перед вами обязательствами, как впрочем и вы, наверное… Вот расплюемся, и разговор у нас будет иным. Еще и свидимся где-нибудь у синего глубокого моря, потолкуем.
Что текущая литература в жюрьналах – суета и хуета, одни картинки чего стоят. Это не серьезно, да и не интересно.
Вот Э. Герштейн хорошо была проинтервьюирована некой дамой, которая приписала лермонтоведке слово «лакейка». Это шарм! Но про Харджиева было интересно, тем более мне, так как я с этим мистическим человеком дружил. Знаете, что он мне говорил о стихах – «Вы пишите, пишите, только никого не слушайте». Он очень меня поддерживал. Расскажу потом подробнее.
Ну вот, и письмо…
Сурбур да и только.
Ваш НК
Дорогой