Велесу рогатому. Вера Попова

свадьбы… зверь матёрый к битве жертвенной готов,

      Рваных ран не замечая от соперника клыков.

      Не ходи, крестьянин, лесом, коль на святки волк поёт,

      В эту ночь хмельные волки водят брачный хоровод,

      За волками Велес Сивый зорко смотрит день и ночь.

      В лютень чувства полыхают – Бог не сможет вам помочь!

      На серебряной свирели Велес ночкой колдовской

      Под метели напевает в паре с зимнею порой.

      Он Корович, он Телятник, Он и Житный Дед седой,

      Хоть Лукавый он, но правый, спорить глупо под луной.

      Велес Сивый скоро станет называться Зимобор,

      На лесной поляне, выйдя на заснеженный простор,

      Он отрубит старой Маре надоевший длинный рог,

      Без него ослабнет Мара, с ней и стужа за порог.

      По лесам волчонком бродит обращённый Коляда

      От причуд Марены зимней надвигается беда.

      Но весенний дух не дремлет, шкуру сбросив, Светлобог

      В бой решительно вступает, подводя зиме итог.

      Подарок

      (почти фэнтези)

      Февральской морозной ночью деду Матвею не спалось. В заиндевевшее окно светила полная луна в окружении россыпи мерцающих звёзд, отчего на стекле чётко просматривались рисунки, написанные талантливой рукой Деда Мороза. Где-то вдалеке со стороны заснеженного леса доносился протяжный волчий вой. «Голодный, однако», – подумалось Матвею. Тоска, острым лейтмотивом звучавшая в сольном завывании животного, передалась старику: вот уж два года, как схоронил он свою любушку-Любаву, и тепло сразу ушло из избушки, одиноко стоявшей на самом краю деревни и метко прозванной односельчанами «Хутором Фомича».

      «Что, дружище, тоже подругу потерял? – мысленно обратился дед к животному, – Сочувствую. Мне тоже не сладко: половину бы оставшейся жизни отдал, чтобы хоть раз ещё услышать певуче-ласковое «ду-у-урень старый!».

      Матвей Фомич глубоко вздохнул и поднялся, попить и нужду справить. Натянул на босые ноги валенки и чиркнул спичкой: свеча всегда стояла на столе наготове. Слабый свет разлился по горнице, отбросив на противоположную стену тень-силуэт человека. Покряхтывая, дед Матвей подошёл к дубовой кадушке, в которой всегда была доверху налита чистая вода из колодца. Она как бы и не нужна была ему в таком количестве, но многолетнюю привычку ежедневно на ночь доливать ёмкость доверху водой никакими доводами было не сломить. Старик поднёс было ковш к губам, как вдруг ему показалось, что кто-то стучит в дверь.

      – Почудилось, – пробормотал дед и снова поднёс ковш ко рту.