и колдобинами, было непреодолимым препятствием для прохождения какой-либо техники.
Анна знала местоположение могил своей мамы и бабушки, но не помнила ничего о могиле деда. У нас не было на руках свидетельства о его смерти, дабы справиться о могиле в органах ЗАГСа, а в самом архиве кладбища не удалось обнаружить никаких сведений – в поисках оставалось надеяться только на самих себя.
– Ты помнишь, как выглядел надгробный камень твоего дедушки? – я спросил Анну, оборачиваясь. Она отстала, собирая по дороге маргаритки, чтобы положить их на могилы.
– Большой прямоугольный камень темно-серого цвета. Маленькая овальная фотография в стеклянном окошке. Это все, что я помню…
– Хоть что-то! Кузнецов Борис Алексеевич! Мы идем к тебе!
Анна усмехнулась: «Не шути так двусмысленно!»
– Да, это не смешно! – Александр проворчал. Его лицо нахмурилось. Вообще он был как-то неразговорчив. «Видимо поругался с Катей!» – я подумал еще с утра, когда она не вышла нас проводить, но не стал расспрашивать.
Впереди возникли белые ворота кладбища, которые были настежь открыты. Войдя, мы прошли небольшую аллею; дальше она разделялась на несколько дорожек, которые уходили в чащу леса. Слева стояло небольшое каменное строение, оплетенное плющом и хмелем. Большой дуб своей раскидистой кроной почти полностью скрывал его от посторонних глаз. Я вытащил из рюкзака свою камеру и начал настраивать фокусировку в надежде сделать несколько снимков, когда вдруг Александр резко остановил меня: «У нас запрещена любая фото и видеосъемка на кладбище! Здесь не галерея! Это нарушает спокойствие душ умерших людей. Мы должны уважать их последнее пристанище.»
Я внимательно посмотрел на него, пытаясь понять, шутит он или говорит серьезно.
– Вы верите в такую ерунду? Вы серьезно? – я не удержался и громко рассмеялся.
– Я не шучу, – злобно сказал Александр. – Слушай, что я тебе говорю. В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Так что будь добр уважать наш! Понятно?
– Да, понятно, – я пробурчал, скрывая свое негодование. Меня искренне возмутили суеверные запреты.
– И, пожалуйста, говори тише! Мы же на кладбище, а не на базаре.
Я готов был взорваться от того, что со мной обращаются как с маленьким ребенком, но я все-таки сумел овладеть собой и вместо этого лишь проговорил «Этого больше не повторится» и засунул камеру обратно в рюкзак.
Александр похлопал меня по плечу: «Не сердись! Я лишь предостерегаю тебя. Ничего личного!»
– Да кто ты такой, чтобы поучать меня! – я подумал про себя, но дабы не портить отношения в самом начале, изобразил непринужденную улыбку на лице и кивнул.
Несмотря на то, что кладбище уходило далеко в лес и легко можно было заблудиться, мы все-таки решили разделиться и искать в трех разных направлениях, чтобы сэкономить время.
– Кладбище-то