этого до невозможности запредельного человека. Чего ты теперь хочешь, идиот? Чтобы этот ангел, который тебя вытащил с того света, вдруг перестал листать твои страницы и притворился слепым? Подыграл тебе? Говорил правду, когда знает истину?
Боль с размаху обожгла грудь, протягивая огненный шнур через плечо. Зря стараешься, зараза. Анальгетик внизу и я за ним не пойду, мы оба это знаем. Но мне плевать на тебя. Сейчас внутри такая боль, что в тысячи раз сильнее тебя.
Это трещина. Один из того миллиона малых надломов, которые в итоге рушат всё. Ты уподобился Линде, Охотник. Из светлой Парвати превратился в темную Кали. И очень слабое утешение, что ты, в отличие от богини, всё-таки понимаешь, что натворил сейчас. Когда всё сказано, это уже не спасёт.
Вытянуться на полу под низкой двухскатной крышей и попытаться вдохнуть как можно глубже, сопротивляясь спазму диафрагмы. Скрюченная судорогой рука вдруг нащупала в груде затхлой соломы у самой стены что-то твёрдое. Нет, осязание не обманешь. За столько лет ты знаешь каждую выбоинку, каждый штрих этих деревянных ножен.
Алекс рывком вытащил катану на свет божий. Так вот куда ты её спрятал от меня, Крис…
В руке дрожит клинок. Эфес, обтянутый кожей, кажется совсем чужим.
Зашумел флаер. Где-то далеко внизу, за шумом крови в ушах, раздались голоса. Прилетел Рафаэль. Какая же ты сволочь, Охотник. Из-за тебя Криса наверняка достала в Питере Олеся и ещё бог знает кто. Ты сам подрубил ему крылья, сорвавшись с цепи. И сейчас его добьёт Санти.
А ты ведь должен был отдавать свой заряд, потому что ничего больше не умеешь.
Ты его не достоин, сука.
Ну, так давай, чего стесняться… Овер – ангел, он выдаёт симметрию. А ты выдай себе наказание. Сам. Потому что у сероглазого короля никогда не поднимется на это рука. Он будет терпеть снова и снова.
Холодная сталь на шее. Клинок лежит плашмя. И поставить его на заточенное до остроты бритвы ребро проще простого, когда ты это заслужил.
Прости меня, Овер.
Разговор Рафаэля и Кристиана был недолгим, главным образом потому, что состоял из коротких пояснений Санти под текстом документов, которые один за другим получали украшение в виде нервной, летящей подписи Овердрайва. Несколько бухгалтерских бумажек, как прелюдия перед основным действием, а именно – заявлением об увольнении.
– Я слышал, ты тут тайком ловишь моих ребят над пропастью во ржи, Крис, – едва заметно усмехнулся Рафаэль, отработанным движением кладя бумагу на стол и слегка подталкивая её к сероглазому хакеру, словно и не было никаких совместных разработок, споров до хрипоты, которые неизменно заканчивались дружеским рукопожатием, и бесчисленных моментов, когда один только взгляд Овердрайва и его тонкая рука, неизменно протянутая навстречу другу, удерживали горячего аргентинца на краю обрыва, в глубине которого кишат голодные твари большого бизнеса, готовые пожрать любую рыбёшку, даже не подавившись. Что ж, Санти. Я не знаю,