что в ту самую минуту меня осенила одна очень важная идея. Просто потрясающая! Вот с этого всё и началось…
Мне – шестнадцать лет!
На последнём уроке все рисовали цветочные лепестки, тычинки и пестики. И Витик-Нытик тоже рисовал, деловито посасывая кончик чернильного карандаша. Губы у него сделались синие, словно он целый день в реке сидел. Я толкнул Витьку в бок – и один пестик сразу стал длиннее других.
– Ну-у, во-от ещё!.. – заныл Витька. – Всё испо-ортил!..
Зарывшись в учебник и будто разглядывая рисунки, я прошептал:
– Вопрос есть. Очень важный! Как ты думаешь, наш Димка фотографируется в очках или без очков? А?
Витька жалобно вздохнул:
– Издеваешься, да?
Это была Витькина болезнь: ему всегда казалось, что кто-то над ним насмехается, что кто-то его обижает или одурачивает.
– Бородкин, тебя удивляет структура цветка? – спросила ботаничка. – У тебя есть вопрос?
– Да не-ет… – протянул Нытик. И снова взялся за рисование.
«В очках или без очков? В очках или без очков?» – всё время думал я и, сам того не замечая, строил из лепестков и тычинок короткие фразы: «Под чужим именем… Под чужим именем…»
Домой мы с Витькой бежали, задевая прохожих и бормоча извинения, которые, кроме нас самих, никто, конечно, не слышал. Витька еле поспевал за мной, но и задыхаясь от бега, он умудрялся всё же потихоньку скулить:
– Ну скажи-и, в чём дело? Ну скажи-и… Сам знаешь, а мне не говори-ишь…
Я отмахивался от него:
– Вот дома всё проверю, тогда и скажу. Подожди у парадного… Я мигом!
Мама считала меня растяпой номер один. Но были ещё растяпы номер два и номер три – Дима и папа. Им было категорически запрещено таскать с собой документы: «Обязательно потеряете! Или в троллейбусе вытащат».
– А если я вдруг нарушу правила уличного движения, – восклицал папа, – и у меня потребуют паспорт?
– Не делай этого! – преспокойно отвечала мама. – Человек без паспорта не должен нарушать никаких правил.
И дома паспорта лежали не где-нибудь в открытом ящике, а прятались в книжном шкафу: папин – в третьем томе Мамина-Сибиряка, а Димин – в восьмом томе Малой советской энциклопедии.
Я стал нетерпеливо листать страницы: перед глазами замелькали портреты, диковинные машины, скелеты рыб и древних животных. Но паспорта не было… В спешке я и не заметил, как тонкая тёмно-зелёная книжечка выскользнула из тяжёлого синего тома. Паспорт валялся на полу, у моих ног, – тот самый паспорт, который мама всегда брала только двумя пальцами, как драгоценность.
Я поднял паспорт, раскрыл его – ну ясно, я так и знал! Дима нарочно сфотографировался в очках, чтобы испортить всё дело. Вставил свои глаза в противные чёрные рамочки и ещё ехидно улыбался сквозь них: вот, мол, ничего у тебя не выйдет!
На самом деле Дима вовсе не улыбался, а очень даже напряжённо смотрел куда-то вдаль. Но это я после разглядел.
Я подошёл к зеркалу, взглянул на Димину фотографию, а потом на себя, ещё