адшего брата, Володи, и стал носить прозвище уже на законных основаниях. Мне же хотелось быть Иваном, как мой любимый дед, Иван Яковлевич Маресьев.
Бегая по саду и размахивая палкой вместо сабли, я представлял себя конармейцем, в папахе на голове и бурке на плечах, на коне с саблей, как Чапаев, или мой дед, портрет которого висел над комодом у нас в комнате.
На нём бравый дед с усами и орденом красного знамени на груди строго смотрел на внука. После его смерти бабуля иногда забывалась, и называла меня Ванечкой, хотя бы так упоминая его, словно наяву. Она не могла жить без него, и всё просила бога, стоя на коленях в красном углу, перед иконами с зажжённой лампадкой: Господи, забери меня к себе, я к нему хочу, к Ивану Яковлевичу, не могу жить без него, не хочу.
Спустя девять лет её просьба осуществилась. Она была младше мужа на двадцать лет, и скончалась в возрасте шестидесяти шести лет.
Я же никак не мог быть Иваном, поскольку носил имя своего отца. И только спустя долгие годы позволил себе всё же называться Ванькой, Иваном, но уже в своих рассказах и повестях о детстве и юности, в которых мои дорогие дед с бабулей были одними из главных героев. Мы снова были все вместе, пусть и на страницах книги.
Оказывается, всё возможно в этом подлунном мире, стоит только очень-очень захотеть.
Часть 1. Очаково. Завод
Проснувшись однажды утром на своей кровати, в комнате общежития, где кроме Николая проживали ещё три человека, он почувствовал себя вполне москвичом, пусть пока и по лимиту. Зазвенел будильник.
Пора было собираться и бежать на работу, благо завод был неподалёку, минутах в двадцати от общаги, а сам Николай работал в одном из его цехов, в качестве слесаря по оборудованию. Впрочем, многие жильцы общаги работали на этом заводе ЖБК Метростроя.
Смена начиналась в семь утра, а надо ещё было переодеться, и Колька, забыв про завтрак и соседей по комнате, поспешал вприпрыжку по улице Марии Поливановой, прямо от общаги и до проходной завода…
Он уже вполне освоился в Очаково. После работы забегал в гастроном за хлебом, колбасой, кефиром, как и его соседи по комнате. За холостяцким ужином говорили о проблемах насущных, пили чай, слушали радио. Газеты он не читал, в карты играть не хотелось, спать ещё рано. Скукота.
Делать было нечего, и он как-то сбегал на Очаковский пруд, прогуляться. Посидел на лавочке, где громогласные общительные мужики играли в домино, они-то и просветили любознательного Кольку, что пруд находится в низине между Мичуринским проспектом и Озёрной улицей.
Летом здесь, на пляже всё местное население собирается. Не протолкнуться. Раньше это был посёлок к западу от Москвы, а в 1960 году Очаково вошло в состав города.
– Вон иди на станцию Очаково – Москва, садись на электричку и дуй прямо до Киевского вокзала, а там куда хочешь, – словоохотливо объяснял ему приличного вида мужчина, дожидающийся своей очереди забивать козла. – На Арбат, улицу Горького, или на Красную площадь. Будьте любезны. Сам-то откуда прибыл, если не секрет?
– Я из Чувашии, город Алатырь, слыхали про такой?
– Впервые слышу. Страна большая. Ничего, поработаешь по лимиту с годик, а там комнату получишь, женишься.
– Будет тебе пареньку голову забивать глупостями. Молод он ещё жениться, пущай погуляет. В армии-то служил? – спросил его молодой ещё мужик, удачно отдуплившись.
– В ПВО, между городами Климовск и Подольск. Есть там такая станция, Белые Столбы называется. От неё недалеко до части.
Мужики заржали, переглядываясь.
– Знаем такую. Говорят, там дом для психов находится. Не слыхал?
Колька отрицательно покачал головой.
– Рыба! – громко стукнул по столу костяшкой домино молодой мужик и встал с лавки. Его место тут же занял приличного вида мужчина, энергично смешивая костяшки и радуясь возможности отыграться.
Кольке нравилось сидеть рядом с игроками, с удовольствием посматривая на зазеленевшие деревья, молодую травку на газонах. Грело солнце. Весна, одним словом.
Он уже не раз и не два ездил на электричке в Москву, как говорили местные аборигены. На Киевской садился в 119-й автобус, и ехал дальше в Черёмушки, к другу Мишке.
Хорошо иметь такого армейского дружбана, да ещё и москвича.
… Колька улыбнулся и прибавил ходу, а вот и проходная, всё, теперь он не опоздает, до начала смены ещё пять минут.
В раздевалке он переоделся, и уже в рабочей одежде пробежал весь арматурный цех, вдоль рельс с вагонетками, прямо в свой механический цех. Там уже собрались слесаря его смены, целых шесть членов ремонтной бригады. Шла так называемая пятиминутка перед работой.
Мужики были разномастные, молодые и пожилые, но их объединяла общая любовь к своей работе и общению между собой. С утра они были ещё бодры и трезвы, но сивухой от них тянуло.
– Вчерась после смены мы с Митяем ещё по стакану врезали, тут он и говорит: дядя Петь, давай повторим, на посошок, – рассказывал пожилой, невысокого роста