ов У Феденко редкий талант: писать коротко, но достаточно. Однажды Хармс и Андерсен решили вместе написать книжку, но не сговорились, чего в книжке должно больше быть – страшного, смешного или волшебного. Андерсен даже расплакался. А Хармс ему и говорит – типа, ты погоди грустить, народится Александр один такой Феденко и напишет, как надо, а люди будут читать и вспоминать нас с тобой… Суть, очищенная от шелухи банальности и повседневности, выраженная просто и прямо, бьёт под дых: одиночество, время, смерть – вот пространство, в котором оперирует Феденко.
Цикл «Частная жизнь мертвых людей»
Гроб
Адаму Ивановичу на день рождения подарили гроб.
– Что за шутки? – удивился он.
Но гости ушли, а гроб остался.
Адам Иванович осторожно, на цыпочках приблизился – от подарка пахло древесной сыростью и фиалками: гробовщик спрыскивал плоды ремесла своего дешевеньким парфюмом.
Адам Иванович сдвинул крышку и заглянул. Протянул руку и потрогал. Мягкий, горчичного цвета глазет приятно ласкал.
Осмелев, Адам Иванович забрался внутрь и лег.
– А тут уютно, – блаженно выдохнул он. Прямоугольник потолка выглядел унылым, тускло-серым. Высунув голову наружу, Адам Иванович осмотрел комнату и скривился – стол, стулья, вся мебель и утварь сделались нелепыми, несуразными. В их мертвенной неподвижности проступили сиротливая оставленность, потерянность и даже безысходность. Сам же Адам Иванович, напротив, наблюдал в себе новое биение, эйфорию. До этого он только искал и не находил. А теперь – нашел.
Блаженство захватило его, понесло сквозь время, он увидел ничтожность жизни и безмерность и величие смерти. Вечный покой манил, ласкал глазетовым подбоем. Глаза Адама Ивановича закрылись.
…
В дверь постучали. Адам Иванович от неожиданности подскочил, выбрался из колыбели небытия и пошел открывать. Воображение рисовало образ старухи с косой. Видение казалось анекдотическим, и это злило Адама Ивановича. Он пытался отмахнуться от карикатурной старушки, отчего коса из ее рук вылетала, но бабушка подбирала ее вновь и вновь, театрально хохоча и все настойчивее колотя в дверь.
На пороге стояли друзья Адама Ивановича. Они нетрезво смеялись и неустойчиво клонились.
– Пошутили мы! Пошутили! Долгих лет тебе, дорогой Адам Иванович.
Они ввалились в квартиру и вынесли гроб.
Адам Иванович стоял, горько озираясь в опустевшей комнате.
– Как так? – бормотал он. – Как же так? Неужели опять, все снова?.. Жить… Мучиться…
Мусорное ведро
Эдуард Альбертович Брунь, насвистывая мелодию, выуженную, как ему казалось, из песни «Миленький ты мой», музыка народная, слова народные, остановился перед дверью квартиры, в которой проживал с Зинаидой Яковлевной Брунь, матерью десятилетнего Эдуарда Эдуардовича, первого и пока единственного сына самого Эдуарда Альбертовича, и достал ключ…
Ключ не подошел.
Эдуард Альбертович с середины третьего куплета вернулся к началу и попробовал вставить ключ еще раз, но замок настойчиво отказывался принимать его в свое нутро.
Эдуард Альбертович в недоумении осмотрел ключ и заглянул в пустое мусорное ведро, которое держал. Словно там – на дне – могла быть разгадка странной и нелепой ситуации, в которой он очутился. Эдуард Альбертович хорошо помнил, как, выходя из этой квартиры с этим ведром, запер эту дверь этим ключом. И вот, вытряхнув мусор в ржавый бак за углом и вернувшись домой, оказался в таком противоестественном положении.
Досадуя, что день начинается с неприятного, он тем не менее закончил третий куплет и позвонил.
– Кажется, замок сломался, – сообщил Эдуард Альбертович, когда Зинаида Яковлевна щелкнула ставшим послушным в ее руках механизмом, и дверь распахнулась.
Не столько даже распахнулась, сколько приоткрылась узкой щелью, удерживаемая мучительно напрягшейся дверной цепочкой, которую сам Эдуард Альбертович и пришурупил много лет назад.
– Вам кого? – спросила Зинаида Яковлевна.
– Зина, это я.
Взгляд Зинаиды Яковлевны с недоумением и тревогой бегал по Эдуарду Альбертовичу сквозь неприступный проем. Завершив осмотр супруга на мусорном ведре, она с привычной брезгливостью выдавила:
– Не подаем – самим мало.
И захлопнула дверь.
Эдуард Альбертович растерянно огляделся и позвонил еще раз. Никто не открыл.
– Зина, открой! Что за неумные шутки?
Эдуард Альбертович нажал кнопку звонка и держал, пока с той стороны не донесся рассерженный крик:
– Убирайтесь отсюда! Я милицию вызову!
Эдуард Альбертович опешил и не знал,