свою гражданскую одежду, паспорт и мусорное ведро, был выставлен за дверь заведения.
– И куда мне теперь? – спросил он.
– Домой, – ответил сторож, привязанный к сторожевой будке.
Свинягин загрустил.
– Кабы я знал, где это.
– Я смотрю, лечили тебя, да не долечили. У всякой человеческой животины в паспорте прописано, где ей жить положено. Есть у тебя документ?
Свинягин достал паспорт и изучил адрес прописки. Адрес был незнакомым и местность, в которую он привел, была Аристарху Ферапонтовичу неведома.
Он поднялся по лестнице и остановился перед дверью, номер на которой соответствовал документу. Аристарх Ферапонтович поднял руку, но долго не решался позвонить. Тут он руку опустил и достал из кармана дефективный ключ от своей прежней жизни. Осторожно вставил его и повернул. Ключ подошел.
Дверь отворилась. Свинягин вошел.
– Где тебя черти носили, иуда?
Незнакомая женщина неопрятной наружности встретила его первосортной бранью.
– Мусор выносил, – нашелся Аристарх Ферапонтович.
– Две недели?
– Да… Как-то затянулось…
Из комнаты выбежал неуклюжий мальчик и бросился на Свинягина.
– Папка, ты где был?
Глядя в детские глаза, Аристарх Ферапонтович признался:
– Сначала в милицию арестовали. За апартеид. Потом в дурдоме лечили.
– Ты мне что-нибудь привез?
Кроме пустого мусорного ведра у Свинягина ничего не оказалось, и мальчик исчерпал к нему сыновий интерес.
Аристарх Ферапонтович весь день присматривался к своей нашедшейся семье, которую не узнавал, поскольку видел впервые.
Имя нового отпрыска он выяснил быстро – Аристарх Аристархович. А вот с обращением к гражданке Свинягиной выходило затруднение, поэтому Свинягин вынужден был прибегнуть к абстрактным допущениям и называл супругу «счастье мое», что вызывало в ней волнение, и она даже накормила его борщом, сев напротив и с умилением разглядывая, как борщ исчезает в Аристархе Ферапонтовиче. Улучив момент, гражданка Свинягина пустила слезу и припала к родному плечу…
Зинаиду Яковлевну Брунь и Эдуарда Эдуардовича он помнил уже не вполне отчетливо и не понимал, как к ним относиться, если они перестали его признавать.
С каждым днем Генриетта Петровна – так звали нынешнюю супругу – и юный Аристарх Аристархович становились все привычнее и роднее, и вскоре фантомные воспоминания об иной жизни окончательно пожелтели и были засунуты под продавленный матрац памяти.
Новая жизнь потекла по старому руслу, Аристарх Ферапонтович окунулся в нее целиком и доверился течению.
И все же, доставая из кармана ключ, он каждый раз волновался и, прежде чем вставить его в скважину замка, внимательно осматривал дверь квартиры, а в редких случаях особенной тревожности сверялся с паспортом.
Он стал пренебрегать выносом мусора, переложив эту обязанность в руки подрастающего