на кладбищенских вурдалаков, делящих богатый склеп. До его прежнего обитателя дела им не было.
– А чего он покончил с собой? – спросил я.
– А хрен его знает, – пожал плечами Миша. – Дегенерат он и в Африке дегенерат.
– Может, любовь несчастная, – предположила Света. – К нему тут ходила одна.
– Ага! Любовь! – подала голос тетя Ира. – Я ее знаю. Проститутка валютная.
– Откуда у него деньги на валютных? – усомнился Миша.
– Может, она ему по любви давала, – предположила Света. – Меня лично одно возмущает. Ты хочешь покончить с собой, пойди и утопись в море! Чтобы потом никто не возился с твоим вонючим трупом!
– Так трупешник же потом все равно всплывет, – сказал Миша.
– Ну и что?
– А то, что все равно кому-то надо будет с ним возиться.
– Положи кирпич в трусы – и не всплывешь! – нашлась Света. – А главное напиши объяснительную записку, чтобы людям из-за тебя не морочили голову.
– Так, все, – сказал Миша. – Дай послушать музыку.
– Опять музыка, – недовольно сказала Света. – Как ребенок со своей музыкой. А что ты наменял?
Миша протянул ей обложку Sheffild Steel Джо Кокера, за который отдал Infatuation Рода Стюарта. С идеологической точки зрения это был очень хороший обмен. Стюарт был списочным эротоманом, а Кокер – нет. Судя по фотографиям на дисках, он был алкашом, но наши культуртрегеры с этим готовы были смириться. У нас своих было хоть отбавляй. Света уселась рядом со мной на диван, сложила ноги по-турецки и стала рассматривать обложку.
– Последний?
Этот вопрос меня раньше сильно доставал, поскольку для большинства слово «последний» отражало качество диска. Прошлогодний альбом, альбом десятилетней давности в сравнении с последним всегда проигрывал. Потом до меня дошло, что в своей привязанности к року семидесятых я сильно отстал от жизни. Музыка менялась, и это особенно остро ощущали те, кто не слушал ее, а танцевал под нее. Их не интересовало ничего, кроме ритма, ну и еще характера звука. Восьмидесятые были веком электроники. Даже барабаны стали электронными. Чем и объяснялась популярность Modern Talking или C. C. Catch, которую Миша называл, с присущим ему стремлением к простоте жизни, «Соси квэч».
– Ну! – с гордостью ответил добытчик Миша маленькой хозяйке крохотного дома.
Звукосниматель опустился на черную массу, в динамиках послышался хруст выскользающей из-под иглы пластмассы, затем размеренно и звонко застучал барабан, начал вить упругое кружево бас. Кокер запел:
I don’t need no one to make my bed.
I don’t need no one to rub my head.
I don’t need no one to do me wrong.
I don’t need no one to sing my song.
– Ништяк, а? – сказал Миша, счастливо улыбаясь. – Там одна царапина была; если она сейчас стукнет, я его в следующий раз убью на хрен.
Угроза относилась к бывшему владельцу диска, который утверждал, что царапина поверхностная.
When you left me it was for the first time,
When you left me I was in a bad state of mind,
I couldn’t think, I couldn’t drink, I couldn’t eat.
It’s been four whole days, I haven’t had no sleep.
Света отложила обложку и, прикрыв блаженно глаза,