я паперть, а далее уже – высокое церковное крыльцо с синими перилами, золотистые церковные двери… ну, в общем, вам понятно, не так ли? И, говорю, никаким иным маршрутом, как только через паперть, вы в храм не попадете: ни в обход, ни с тылу, ни с торца…
Итак, паперть. Суетное, скорбное и, некоторым образом, философическое пространство. Так вот. Когда вы будете проходить по паперти, и уже совсем вознамеритесь ступить на церковное крыльцо с синими перилами, не забудьте перед тем взглянуть направо. Именно направо, а не налево, прошу это учесть самым обстоятельным образом!
Ибо – как раз справа от церковного крыльца я, автор сих строк, и располагаюсь. Вторым, считая от края ступеней. Первым, значит, располагается Динозавр, а вторым, акцентирую это обстоятельство повторно, ваш покорный слуга.
Дальше, за мною, ерзает на стылом осеннем ветру иной прочий бедовый народец, но это большей частью – всяческий второстепенный и малозначительный народец. Главные здесь – мы, то есть Динозавр, а затем уже и я.
Так что, говорю, обратите на нас с Динозавром свое благосклонное внимание и не обделите нас своими милостями, прежде чем ступить на синее церковное крылечко. Ведь очень может оказаться, что эти ваши милости будут единственным добрым делом во всей вашей суетной и малоосмысленной жизни.
Тем и оправдаетесь перед Судией. «А что хорошего, – спросит у вас Судия, – вы сотворили за вашу бесталанную жизнь? Ну же, припоминайте, окаянные!» «А вот, Господи, – припомните вы, – однажды, проходя по паперти храма Вознесения Христова, что в городке П-ске, мы подали милостыню двум нищим – Динозавру и Мальцеву-Пальцеву. Ну, тем самым, которые справа от церковного крылечка…» Мальцев-Пальцев – это как раз и есть я, ваш покорный слуга, который восседает всегда вторым справа от церковного крыльца, а о Динозавре я уже упоминал. «Ну, так…» – скажет на это Судия, да и ничего больше Он не скажет, потому что – о чем еще говорить? Не о чем говорить, ибо когда-то вы и вправду подали милостыню двум церковным нищим – Динозавру и Мальцеву-Пальцеву.
Вы, значит, подали, а Он, Судия, ваш поступок зафиксировал и занес в свои справедливые скрижали.
Тем, говорю я, и оправдаетесь.
Вот увидите, что так оно и будет.
Итак, вы уже уразумели, что я – нищий с паперти при храме Вознесения Христова, что в городке П-ске, и кличут меня соответственно – Мальцев-Пальцев.
Но в этом своем рассказе я буду говорить не о себе. И даже – не о Динозавре. Вы рассудите сами: кто мы с Динозавром такие, чтобы нам быть главными действующими лицами в каких-то повествованиях? Мы – церковные нищие, понятно вам? И по этой самой причине жизнь наша – маловразумительная, убогая и на события бедная. Нет в нашей жизни никакой многозначительности, и, соответственно, морали и философии также не имеется. А коль нет ни многозначительности, ни морали, ни философии, то, стало быть, и никакого внятного рассказа о такой жизни сочинить невозможно.
Об этом однажды мне сказал самолично Динозавр. Знаете, кем был Динозавр в своей прежней жизни? Эге! Он в своей прежней жизни всякие университеты превзошел и защищал философские диссертации, понятно вам? Не знаю, от кого он их защищал и какая в том была надобность, но – защищал. И, я так думаю, защитил. Со всей неистовостью своего философического темперамента. Уж будьте в том уверены. Это уже потом, впоследствии, благодаря суровым житейским обстоятельствам он стал тем, кем он есть на данный момент своего бытия, то есть Динозавром, нищим с паперти, и опростился, и жизнь его стала маловразумительной и на примечательные события бедной.
Так что нечего нам, двум нищим с паперти, рассказывать о своей текущей жизни. Да.
А лучше я расскажу вам о жизни нашего церковного батюшки, или, выражаясь торжественным штилем, лучше я поведаю вам о житии настоятеля храма Вознесения Христова, что в городке П-ске, отце Евгении.
Добрый он человек, наш отец Евгений. Между прочим, ни при каком другом городском храме нашего брата нищего встретить почти невозможно. Невзирая на наличие папертей. То есть – паперти имеются, а нищие на них – отсутствуют. Ибо строжайше запрещено. Чтобы, значит, они своим маловразумительным и гнусным видом не бросали тень на храм Божий и не поселяли в душах приходящих богомольцев ехидной злобности. А вот при том храме, в коем настоятель батюшка Евгений, нашему брату-нищему полное раздолье и благоволение судеб. Попрошайничай – хоть и полные сутки напролет! А все потому, что таково распоряжение бати. Он, понимаете ли, так и сказал: коль при храме имеется паперть, то на ней обязаны присутствовать и нищие. Потому как – полагается. Такова неискоренимая христианская традиция. И – повод для проявления милосердия со стороны всякого, проходящего по паперти. А главное в жизни – это как раз и есть милосердие. Ибо именно по нашим милосердным делам и судит о нас Господь.
Так, значит, изъяснился некогда батюшка Евгений, так он распорядился, и это его распоряжение неукоснительно исполняется. Убедитесь сами, если того желаете.
Итак, я намерен поведать вам о житии настоятеля храма Вознесения Христова батюшки Евгении. Или, вернее сказать, об одном только эпизоде его жития.
Это, доложу я вам,