но небо безоблачно!
– Вот и я о том же. Нашего будущего нет, как нет и облаков.
На этот раз Гай спорить не стал, но Тобиас задумчиво продолжил:
– Когда-то над водой всегда дул ветер. Всегда. Из-за того, что был баланс суши и океана, возникала разность температур и давлений, вызывающая движение воздуха. Когда бывали исключения, то говорили – наступил штиль. Сейчас же наступил вечный штиль. Наша планета превратилась в огромное соленое болото. Чтобы заглянуть за горизонт, мы даже не можем, как делали наши далекие предки, использовать парус. Лишний раз убеждаюсь, что я абсолютно прав, когда говорю, что человечество слабая и тупиковая ветвь развития. Даже динозавры просуществовали больше ста пятидесяти миллионов лет. Мы лишь с трудом можем претендовать на жалкие двести тысяч. И то большая часть из них приходится на первобытно зачаточное состояние, хотя и названное разумным. Что, впрочем, нам не мешало утверждать, что мы и есть венец природы. За то и расплачиваемся. Но теперь наше существование заканчивается, чтобы уступить место другим формам жизни – более приспособленным и не таким амбициозным. Наверное, пройдут еще сотни тысяч лет, а то и миллионы – и они обязательно появятся. Другие существа будут рождены под новые реалии и под новую планету. И, по всей видимости, они даже не будут подозревать о том, что когда-то, в далеком прошлом, существовали и мы. Мы исчезнем бесследно. Так задумайся, Гай, что значит твоя бесполезная жизнь в этом круговороте мироздания? Она даже не искра, мелькнувшая в ночном небе, потому что эту искру увидят все. А твою жизнь не заметит никто. Так стоит ли за нее цепляться?
Потрясенный Гай не нашелся что ответить. Такие разговоры с ним не вел даже прятавшийся в подвале угрюмый суррогат Сплин. А уж он-то был для него непререкаемым авторитетом. Гай понимал, что мутации безобразно исказили тело Сплина, но взамен дали могучий разум.
Он долго обдумывал вопрос Тобиаса, наконец отреагировал:
– Теперь я понимаю правительство, выбросившее тебя из своего кластера. На их месте я бы все-таки тебя утилизировал. Ты произносишь страшные речи. Но я очень надеюсь, что ты ошибаешься.
– Ты даже не представляешь, как я хочу ошибиться, – заверил его Тобиас. – Но, к сожалению, я прав.
Пронзительно загудела сирена, и буксир начал замедлять свой бег, продолжая вращать винтами лишь для того, чтобы не угодить под двигающуюся по инерции баржу. Волочивший ее трос провис, и, поравнявшись, два корабля некоторое время шли параллельно борт о борт, на безопасном расстоянии трех метров. Невидимое, но крепко подхватившее их течение, стремилось растащить корабли в стороны, и буксиру приходилось то и дело приноравливаться к отползающей палубе баржи. Наконец рулевой подобрал нужный режим двигателей, и капрал Харрис перебросил узкий деревянный помост на соседнюю палубу.
– Всем отойти подальше! – выкрикнул он, показав стволом пистолета на противоположный борт баржи. – Не забывайте, вы по-прежнему в ошейниках, и ваши жалкие жизни все еще в моих руках. Не искушайте меня отправить вас в плавание,