вот само платье надо бы сохранить. Сейчас такого – и так – не шьют. Ручная вышивка, драгоценности, и плевать, что грязное и мятое!
Генри аккуратно расправил платье, сложил, перевел взгляд на принцессу, примостившуюся на сложенном одеяле у костра. Ее высокая пудреная прическа смотрелась нелепо и неуместно с мужской одеждой.
– Ты бы волосы-то распустила, – сказал он, добавляя в похлебку приправ. – Там вон за деревьями ручей есть, можешь пудру смыть. Вода холодная, но на солнышке оно ничего… Неудобно ж, поди?
– Да, пожалуй, – откликнулась девушка.
В голосе ее послышалась сдержанная усмешка, и Генри поднял глаза – как раз вовремя, чтобы увидеть, как принцесса уверенно берется за волосы повыше ушей… и снимает эту свою замысловатую прическу с такой же легкостью, как Генри – шляпу.
– Ну ничего себе! – сказал он, когда девушка аккуратно положила парик рядом с собой и распустила волосы.
Принцесса оказалась довольно коротко стриженной – волосы только-только до плеч. Генри присмотрелся – сквозь пудру на ее носу отчетливо проступали веснушки.
– Это… – Генри пытался придумать, как бы задать вопрос и при том не обидеть девушку.
Монтроз помнил, что среди останков дам в тронном зале он остовов париков не заметил. Хотя… он не приглядывался особенно, его больше интересовали драгоценности. Может, у них мода такая была!
– Я болела, – ответила принцесса на его невысказанный вопрос. – Пришлось остричь волосы, и они не успели отрасти настолько, чтобы можно было уложить в прическу.
– А-а, – глубокомысленно заметил Генри, взяв на заметку эти слова. Болела, значит? А как же всемогущие придворные маги? Любопытно… Но выяснять это именно сейчас он не собирался. – Все равно иди умойся. Доварилось уже.
Принцесса не заставила себя упрашивать, встала, отправилась к ручью. Генри кивнул Грому – мол, сопроводи. Пес отправился следом. Можно быть спокойным – Гром присмотрит…
Девушка вернулась быстро. Умытая, она растеряла аристократическую бледность (та явно была обязана происхождением пудре), оказавшись мало того, что веснушчатой, так еще и загорелой. Пусть не сильно, но, во всяком случае, у девиц, которые безвылазно сидят дома (как все богачки, которых доводилось знать Генри), не бывает такого цвета лица. Не бывает, и все тут!
– Волосы-то собери, – мрачно сказал Генри, снимая котелок с огня. – Не на балу. На, шнурком перевяжи…
Последний штрих – заплетенные в две короткие косички рыжеватые волосы – его добил. Эта девица могла быть кем угодно, но только не принцессой Марией-Антонией. У принцесс не должно быть веснушек, обветренных щек и такого взгляда. Принцессы – они… нежные. Цветы, в общем. А это… сорняк какой-то. Нет, конечно, если ее одеть по-старому, напялить парик, напудрить, то все будет хорошо, а так… Девчонка с фермы. Как бы Хоуэллы не решили, что Генри их дурит!
– Ешь, – сказал он мрачно, плеснув похлебки в миску. – Разносолов нету, не во