позволяло смотреть на движение за равные права женщин сквозь призму невроза. Любой протест против традиционного женского поведения непременно трактовался как «фаллический» или «агрессивный». Эти вопросы давно уже стали камнем преткновения, но именно высказывание о «серых кардиналах» наконец-то раскрыло мне глаза на то, как он меня воспринимает.
– Я не верю в то, во что верите вы, – завопила я, – и не уважаю то, во что вы верите, и не уважаю вас за то, что вы в это верите. Если вы делаете такие утверждения о серых кардиналах, то как вы можете понимать что-либо обо мне или о том, против чего я борюсь? Я не хочу жить по тем нормам, по которым живете вы. Я не хочу этой жизни и не понимаю, почему меня должны судить по ее стандартам. И еще я думаю, что вы ни черта не понимаете в женщинах.
– Может, это вы не понимаете, что значит быть женщиной, – возразил он.
– Бог ты мой. Теперь вы еще и прибегаете к самому подлому аргументу. Неужели вы не понимаете, что мужчины всегда определяли женственность как средство держать женщин в подчинении? С какой стати я должна слушать ваши рассуждения о том, что такое быть женщиной? Вы что – женщина? Почему бы мне хоть разик не прислушаться к собственному мнению и к мнению других женщин? Я разговариваю с ними. Они мне рассказывают о себе. И почти все они чувствуют то же, что и я, пусть на этом и не стоит печать Американской ассоциации психоаналитиков «Добропорядочная домохозяйка».
Некоторое время мы пререкались подобным образом, перейдя на крик. Я презирала себя за то, что сыпала всякими идиотскими лозунгами из политической брошюрки, и за то, что вынуждена защищать крайне упрощенные, простодушные точки зрения. Я понимала, что упускаю тонкости. Я знала, есть и другие психоаналитики – например, мой немецкий психоаналитик, – которые вовсе не придерживаются таких женоненавистнических взглядов. Но еще я ненавидела Колнера за его узколобость, за то, что попусту трачу с ним мое время и мои деньги, выслушивая подлакированные клише касательно места женщин в обществе. Кому это нужно? То же самое можно получить и из печенья-гаданья. К тому же печенье не стоит сорок долларов за пятьдесят минут.
– Если вы и в самом деле так думаете обо мне, то я не понимаю, почему бы вам сейчас же не встать и не уйти! – выкрикнул Колнер. – Почему вы продолжаете приходить и выслушивать от меня все это говно?
Вот вам типичный Колнер. Когда он чувствует, что ему нечем крыть, то начинает хамить и употребляет непристойную лексику, желая показать, какой он крутой.
– Обычный комплекс маленького мужчины, – пробормотала я.
– Это еще что значит?
– Да так, ничего.
– Нет уж вы скажите. Я хочу выслушать. Не бойтесь меня оскорбить.
– Ах, какой большой, отважный психоаналитик. Я просто подумала, доктор Колнер, у вас, как это называется в психоаналитической литературе, «комплекс маленького мужчины». Вы становитесь дерзким и начинаете использовать бранные слова, когда вам кто-нибудь говорит, что вы вовсе не Господь Всемогущий. Я знаю, вам,