и до вас очередь дошла. Грубейте шкурой, Антон Павлович, будет еще и не такое...
Тем не менее Антон написал заявление в прокуратуру и приложил к нему объяснение женщины. Суд принял историческое решение. И не было никаких протестов со стороны прокурора, надзирающего за процессом. Адвокатов, теперь уже бывших, приговорили к одному году лишения свободы условно, с отсрочкой приговора на один год. За это же самое любого другого «приземлили» бы лет на семь-восемь без всяких отсрочек. Эти люди спасли свою свободу ценой карманного леденца с прилипшими к нему табачными крошками, поэтому победа Антона, которая досталась ему едва ли не ценой нервного срыва, осталась за кадром. Для окружающих. И тогда он последовал совету председателя. К нему вновь вернулось повышенное чувство самосохранения, он стал судьей, каким он и должен быть – беспристрастным, не реагирующим на сантименты и чужую боль. Закон един для всех, поэтому он превыше всего.
В его кабинете появилось едва видимое око встроенной в угол шкафа видеокамеры, он забирал ключи у секретаря – молоденькой девушки – в конце рабочего дня и выдавал рано утром. Как и в прокуратуре, где у него однажды «случайно потерялось», а потом «нашлось» развалившееся в суде уголовное дело, он стал вставлять в дверцу сейфа спичку, а оставляя секретаря одну, незаметно бросал на стопку уголовных дел, лежащих на столе, пару табачных крошек. Если кто-то будет рыться в делах без его ведома – вряд ли следопыт обратит внимание на важность лежащих сверху стопки незаметных крошек табака и, переворачивая лист, обязательно сметет их. Антон превратился в натянутый нерв, не позволяя себе расслабиться на работе ни на минуту. Он отходил душой и телом лишь дома, закончив бумажную работу, которую не успел сделать в рабочие часы.
Через три года он был утвержден на должность судьи на неограниченный срок. Так велит закон. Хотя для того, чтобы понять – ты чертовски плохой судья, – достаточно и полугода. Столько же нужно, чтобы стать лучшим. Но так велит закон, а он превыше всего.
И сразу же после коллегии Антон Павлович Струге был брошен председателем суда – теперь уже молодым, перспективным и уверенным в себе председателем, почти ровесником Антона – на новый фронт работ. Теперь Антон Струге рассматривал дела, которые по категории сложности стояли на первом месте. Если применимо такое сравнение, то Струге стал «важняком» в суде. Все возвратилось на круги своя, и в этом вихревом потоке пролетели три года...
Выходные пролетели, как обеденный перерыв. Желая как следует отоспаться, он дал себе слово встать не раньше десяти. То есть, проснувшись, еще около двух часов лежать в кровати и слушать мерный стук дождя по подоконнику. Для этого он выключил будильник и даже поменял время подъема на таймере телевизора. Синоптики обещали с утра дождь, поэтому – никаких телевизионных передач. Только дождь. Антон любил его слушать, да и кто не любит этим заниматься, особенно когда он не стучит по твоему зонту, засыпая снизу по пояс водой, а... А слушать его, лежа в нагретой постели, не думая ни о чем.
Но, как и все на свете