в его нутро. Сергей молился всем богам, чтобы это зелье оказалось ядом, но вскоре боль утихла, а сознание начало обволакиваться тяжелой сетью необъяснимой неги и тепла, шедших из глубины живота. Седой с благодарностью взглянул в глаза милого ангела-хранителя, сидевшего рядом, и снова впал в забытье…
Очнувшись в следующий раз, он обнаружил себя в тускло освещенной небольшой комнате с низким каменным потолком. Серые стены из грубо обтесанных камней навевали мрачные мысли о склепе. Неровный свет короткими всполохами рвался из двух металлических чаш, располагавшихся по обе стороны от его ложа, причудливыми и угрожающими тенями танцуя на стенах непрезентабельной опочивальни. «Прям чистилище». Сергей попытался тяжело вздохнуть и вновь едва не потерял сознание от адской боли, взорвавшей грудную клетку. Вернулось ощущение тела, но это не принесло ожидаемой радости – едва попробовав пошевелиться, он претерпел такие страдания, что тут же отказался от малейших телодвижений. Всегда и везде, в самых критических ситуациях Седой стремился лишь к одному – выжить, выжить любой ценой. Даже тогда, в самолете, несшем его из жаркой Ливии на Родину… Во время этого страшного перелета он умирал и воскресал несколько раз, потому что знал: дома его ждут люди, у которых есть все средства и возможности, чтобы поставить его на ноги. А сейчас… Смертельная рана, несопоставимая с жизнью… Отсутствие элементарного оборудования и лекарств. Лишь какое-то наркотическое снадобье, которым его время от времени потчуют… Палата, похожая на обитель мрачных идолопоклонников… И что самое главное – он здесь чужой и абсолютно никому не нужный… Сдохнуть бы побыстрей…
Поток суицидальных мыслей прерывает старуха, обтирающая его лицо влажной тряпкой. Через секунду – уже знакомое стеклянное горлышко возле губ. «Хватит поить меня этим дерьмом! Хватит поддерживать жизнь трупа!!!» – хотелось крикнуть Решетову, но он лишь стиснул зубы и, превозмогая боль, отвернулся. «Не хочу больше… так!!!» Но неугомонная сиделка поворачивает его голову и насильно пытается влить содержимое склянки в его рот, ее сильные пальцы разжимают челюсти, склянка наклоняется… И тут Седого прорвало… Мощный выброс адреналина сделал свое дело! Непостижимым образом он сел на постели, схватил женщину за шиворот, вырвал из ее рук довольно внушительную бутыль и жадно припал к горлышку. «Хоть от передоза загнусь, в экстазе – всегда мечтал о такой смерти!» – зловещим хохотом неслось в его сознании, пока несчастная женщина что-то сбивчиво лопотала, пытаясь вырвать сосуд из рук обезумевшего больного. Выпив все до капли, Сергей выпустил плачущую женщину, еле слышно прошептал: «Прости…» – и, прикрыв глаза, блаженно улыбнулся губительному забвению, несущемуся на него в ореоле фейерверков и танцующих радуг…
…Костлявая, ау… Ты уже коснулась меня своей тощей лапкой? Темнота… Могильная тишина… Нет звуков, нет видений… Ничего нет… Абсолютно ничего… Хотя вру – мысли-то есть! Есть, но какие-то вялые и разрозненные, словно рождены