и Фуке сунул черновик за зеркало у себя в кабинете. Потом он отвлекся на другие дела и забыл о нем. Так что впоследствии документ обнаружили там, где Фуке его оставил [307].
В популярных исторических сочинениях рассказ Гурвиля используется часто. Но, скорее всего, он представляет собой выдумку этого легкого на язык и не вполне надежного свидетеля. Однако есть вопрос интереснее: насколько серьезно следует рассматривать этот план? С XIX века и по сей день историки непримиримо спорят о нем. Для судей Фуке этот документ, конечно, был свидетельством первостепенным, решающим судьбу обвиняемого. Переделанный черновик плана от 1658 года и все то, что он стратегически подразумевает, достаточно красноречивы. Следует помнить, что до сих пор так и не появилось никаких данных за то, что Фуке показывал план или обсуждал его с кем-нибудь, кроме Гурвиля. Если он никогда ничего не делал для его осуществления и даже не делился им с надежными людьми, которым доверял действовать от своего имени, есть основания думать, что он никогда не собирался им воспользоваться всерьез [308].
В то время, когда Гурвиль, по его словам, увидел этот план, Фуке был озабочен не столько намерениями Мазарини, сколько его надвигающейся смертью. К 1660 году здоровье кардинала заметно пошатнулось. Ему явно недолго оставалось наслаждаться триумфом своих многолетних военных и дипломатических усилий. В начале 1661 года врач предупредил его, что пора приготовиться к концу. В феврале двор переехал в Венсен, где кардинал стал ждать смерти, а остальные – строить предположения о том, кто сменит его на посту первого министра [309].
В эти дни кардинал много времени уделял своим частным делам. В начале марта он пошел на рискованный шаг – предложил королю все свое состояние. Король заставил кардинала прождать ответа три дня и 6 марта отказался принять дар, чем продемонстрировал не только королевское великодушие, но и наивность [310]. С чувством глубокого облегчения убедившись, что все его гигантское состояние перейдет к наследникам, Мазарини мог теперь спокойно размышлять о своем уходе и о том последнем наставлении, которое следовало дать молодому Людовику. На следующий день после последнего причастия Мазарини занялся государственными делами. Он провел собрание совета, на котором хвалил всех трех своих ключевых людей – Летелье, Лионна и Фуке – и рекомендовал их королю.
Считается, что на следующий день он передумал, предупредил Людовика о честолюбии Фуке и посоветовал отправить его в отставку. Тогда он якобы сообщил Людовику, что обязан ему всем, но, оставляя королю Кольбера, сполна возвращает свой долг. Однако этот радикальный переворот настроения известен нам только со слов Кольбера и его сторонников, так что к нему следует относиться с долей скептицизма [311]. Подобный совет идет совершенно вразрез с тем фактом, что Мазарини назначил Фуке своим душеприказчиком, наряду с Летелье, Кольбером, Ламуаньоном и еще одним доверенным лицом – Джузеппе Зонго Ондедеи[312] [313].
Можно