он Сабурова.
– Так точно.
– Саперов вперед, автоматчиков вперед, лучших стрелков вперед. Поняли?
– Понял.
– И сами вперед. В этих случаях у нас, в Сталинграде, так принято.
– И у нас в дивизии тоже так принято, – сказал Сабуров с неожиданной для себя резкостью.
Лицо генерала не выразило ничего. По нему нельзя было угадать, понравился или не понравился ему ответ.
– Разрешите отправляться командирам? – повторил Проценко.
– Да, пусть идут, – произнес генерал.
Выходя, Сабуров почувствовал на себе его внимательный взгляд и услышал последние, громче остальных сказанные слова Проценко, ответившего на вопрос генерала:
– Ничего, осилит…
Идя в темноте вслед за Бабченко, Сабуров спросил его, когда же тот наконец даст ему комиссара вместо прежнего, заболевшего тифом и снятого с эшелона по дороге.
– Что ж я тебе его рожу, что ли? – грубо отрезал Бабченко. – Политрук первой роты выполняет его обязанности или нет?
– Выполняет, – недовольно ответил Сабуров, но Бабченко сделал вид, что не понял его.
– А раз выполняет – пусть и дальше выполняет.
Они прошли еще несколько десятков шагов в молчании. Сабуров не любил и не ценил Бабченко, но уважал за личную храбрость, и, кроме того, это все-таки был его командир полка, человек, вместе с которым через час они вступят в бой. Сабуров не то что боялся, но волнение, более сильное, чем обычно, охватило его перед этим ночным боем, и ему хотелось услышать от Бабченко что-то, что могло его поддержать.
– Как думаете, товарищ подполковник, должно все хорошо сойти, а?
– Я не думаю и вам не советую. Приказ есть? Есть. А думать завтра будем, когда выполним.
Он сказал это сухо, по-обычному, как всегда, ничего не поняв из того, что делалось в душе его подчиненного. И Сабурову не захотелось больше ни о чем его спрашивать.
Когда Сабуров вернулся в расположение батальона, оказалось, что его ординарец, которого все в батальоне, несмотря на его тридцатилетний возраст, звали просто Петей, уже устроил среди развалин барака подобие командного пункта; правда, влезать туда надо было на четвереньках, но зато там было сравнительно сухо и горел свет.
Сабуров позвал к себе Масленникова, политрука Парфенова, заменявшего комиссара батальона, и командиров всех трех рот: долговязого, усатого, похожего на Чапаева Гордиенко, маленького Винокурова и спокойного, тяжеловесного сибиряка, пришедшего недавно из запаса, Потапова. Сабуров дал командирам полчаса на то, чтобы выбрать из каждой роты по пятьдесят человек автоматчиков и лучших стрелков.
– Впереди, – объяснил он, развертывая план города, – лежит площадь. На той стороне – дома, уже взятые немцами, – три больших дома, каждый в полквартала. Эти дома надо занять сегодня ночью, – говорил он, подчеркивая значение этих слов только тем, что после каждого делал паузу, словно ставил точку…
…Силы он поделил на три части: левый дом в обход площади будет брать со своей группой