совесть у нашего брата с твоим – разная. И правда разная! А значит, однажды придётся нам с оружием в руках встретиться, Архиерей.
– Ты это всерьёз? – Алексей спрыгнул на пол, остановился напротив Давыдки.
– Всерьёз. Ты Тимоху спроси – он то же самое тебе скажет.
– Тимоху я ещё могу понять. Отец его сгинул рано, он с матерью и младшими всю жизнь в нужде мыкается.
– Тимоха сейчас в нашем местном Совете заседает. Он в Москве был, Ленина видел. Ты потолкуй с ним. Он тебе многое разъяснит лучше, чем я.
– А ты уже что, тоже партийный?
– Да, на фронте вступил. И Тимоха тоже. Его за агитацию под трибунал отдать должны были, а он сбёг. В Москву. А из Москвы до дома подался.
– Фронт, Жердь, не место для агитации, – сухо произнёс Алексей.
– Вот-вот! – вскинулся Давыдка. – Сразу офицера чувствуется! Смотри, Архиерей, не ошибись, на чью сторону встать!
– Я не собираюсь вставать ни на чью сторону! – вскипел Алёша. – И не надо тянуть меня, точно барана! Я готов воевать с врагом, а в глупости, которую вы называете классовой борьбой, я участвовать не собираюсь! Я деления вашего на классы не принимаю! И за оружие ни за вас, ни против вас браться не стану!
– Э, брат! – протянул Давыдка. – Этак не получится у тебя. Рано или поздно, а придётся сторону выбирать. И защищать её придётся.
– Что же, станем стрелять друг в друга? Жердь, ты что ж, станешь в меня стрелять?
– Стану, Архиерей, если ты на той стороне с оружием окажешься. Потом, может, не прощу себе этого, запью с горя, а стрелять стану.
– А я не буду в тебя стрелять, на какой бы стороне ты не был, – сказал Алёша. – Давай выпьем, чтобы не свела нас судьба при таких обстоятельствах.
– За это стоит, – согласился Давыдка.
Выпив, Алексей сообщил:
– Я жениться решил. Днями свадьба. Придёшь?
– Поздравляю. Но прийти не смогу.
– Почему?
– Я с твоей роднёй на ножах. Так что за одним столом нам не сиживать.
– Воля твоя… – вздохнул Алёша, понимая, что друга он потерял. Перед ним был не прежний Давыдка, с которым удили рыбу, проказили, понимали друг друга с полуслова, а жёсткий, увлечённый идеей борец, готовый во имя своей цели разорвать все узы, отречься от родных и друзей, жестокий к себе и к другим. И снова почувствовал впервые за три года Алексей отсутствие твёрдой почвы под собственными ногами. Прав был отец, ругаясь, что он ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. Отец, брат, Демид, Давыдка, Тимоха – все они знают совершенно точно свою стезю, нашли свою правду и твёрдо стоят на ней. А у Алексея никакой своей правды нет. Жаль ему людей, согласен он в чём-то и с Давыдкой, согласен и с отцом, а во всём сомневается, и не знает, куда пристать. Не желал Алёша примыкать ни к одной партии, ни к какой правде. Партия – что? Часть, претендующая быть целым. Правда – что? Одна из граней Истины, посягающая на то, чтобы подменить её. А Алёше хотелось оставаться с целым, с Истиной. И неужели нельзя жить так? Неужели нельзя быть ни на чьей стороне? Неужели нельзя