в мире пожить хочет, – ответил Северьянов за своего денщика. – Сам он крестьянин области Всевеликого Войска Донского, у его отца там хозяйство, брат старший сложил голову при последнем наступлении, и, кроме Фильки, у старика помощников больше нет. Поэтому Филимон проводит нас до родных краёв, а там мы с ним простимся, хотя и мне с ним расстаться горько будет.
– Мир – дело хорошее, – пожал плечами Николай. – Но неужели ты думаешь, что вам дадут жить в мире? Придут большевики, и что тогда?
– Так и пускай их приходят… – отозвался Филимон. – По мне так всё одно, большевики, альбо иной кто, лишь бы жить да работать не мешали.
– А если станут мешать?
Филимон прищурился:
– И-и-и, ваше благородие, пускай их попробуют. Нынче мужик не тот, что до войны. Мы нынче пороху понюхали, и у каждого с войны оружие какое ни на есть припасено – так ломанём, что дюже огорчатся пробовальщики. Уж мы нынче своего не отдадим. Ни большевикам, ни кадетам, ни лысому чёрту! С нами теперь ухо востро держи. Нас не тронь, так уж и мы не обидим, а уж коли тронут…
Совсем рядом раздался гудок приближающегося поезда, и вся толпа, затопившая перрон, ринулась к нему, ревя, бранясь и распихиваясь. Поезд был уже полон, но этот факт никого не останавливал. Озверевшие люди, разом возненавидевшие друг друга в этот миг, рвались в двери, лезли в окна, забирались на крыши.
– Куда лезешь, сволочь!
– Какая гнида здесь сапогом в морду тычет?! Зашибу!
– Ай-ай-ай, задавили!
Всеобщий гвалт, густо приправленный сквернословьем, поднялся на перроне, и, казалось, что посадка эта неминуемо закончится смертоубийством. Филька выждал немного и сказал:
– Теперь айда!
– Да куда ж?..
– Не извольте беспокоиться, ваше благородие, устрою в лучшем виде!
Позже Николай никак не мог внятно объяснить, каким чудом они трое умудрились втиснуться в один из вагонов и вместе с ещё двумя солдатами занять уборную и запереть её дверь прямо перед носом у наседавшей массы. Ощутив себя в относительной безопасности, Вигель почувствовал, что одежда его насквозь пропиталась потом. Полковник Северьянов утирал кровь, струящуюся из ссадины на лбу.
– Ну-с, Николай Петрович, каковы впечатления? – улыбнулся он, садясь на пол и переводя дух.
– Я был уверен, что нас раздавят.
Филька хмыкнул:
– Обижать изволите, ваше благородие! Сказал же, в лучшем виде устрою. Битер зие, как герман поганый говорит. Тут, конечно, дух скверный, но зато никто не наседает.
– И тут охвицерьё! – буркнул хмурый молодой солдат с белёсыми волосами, зло поглядывая на Вигеля. – Никуда от вас, чертей, не денешься. Моя бы воля…
– Потише, браток, – миролюбиво обратился к нему Филька. – Мы нынче в одной лодке, а, вернее, в одном нужнике, и у нас общая цель – отстоять его от чужих посягательств, чтобы проделать наш путь в сносных условиях. Предлагаю в связи с энтаким делом установить временное перемирие!
– Ваш денщик