Громадные многоярусные окна скалились осколками цветных витражей, слепо щурясь в наступающих сумерках. Дворец не держался на крупных земляных насыпях или наклонных балках. Он просто как влитой врос в свой фундамент, готовясь простоять так еще века и заставляя даже атеистку Лэа поверить в какую-то неведомую держащую его силу.
– Красотища… – Райт восхищенно улыбнулся.
Лэа глубоко вдохнула горьковатый запах одуванчиков и замшелых валунов.
– Надо собрать побольше хвороста. Держать костер.
Райт привязал своего Лотоса и Кариби к одной из раскрошившихся колонн, накинув на нее петлю.
– Почему ты решила заночевать здесь?
– Можно не бояться разбойников. Все обходят это место десятой дорогой, поэтому здесь безопасно.
– Уверена?
– Более чем. И перестань же ты, наконец, всего опасаться. Мы не беззащитные дети, убежавшие из дому. – Хаарский меч поймал блик краснеющего солнечного луча и на миг показался покрытым кровью. – Эта долина безопасна. Ее хранят предрассудки людей. Мы заночуем здесь, а завтра свернем на аурумский тракт. По нему и двинемся в рощу Сиан Кром эит Мейблус.
– Аурумские друиды еще никому никогда не помогали. На что ты рассчитываешь?
Лэа резко вскинула голову, сжав рукоять хаарского клинка, и немного надменно глянула в сине-сапфировые глаза ее спутника.
– Гномы тоже никого не пускали в свои владения. Никогда. Никогда и ни кому не дарили своих мечей. Никому не позволяли жить в их городах.
Глаза Райта странно блеснули. Он отвернулся от Лэа и, быстро уходя, бросил:
– Я за хворостом.
И Лэа последовала его примеру, направившись совсем в другую сторону.
Лэа обошла замок с западной стороны, направившись к его южной части. Под ногами у нее хрустели камни и песок, вперемежку с зеленой травой, оплетающей их и скрывающей следы старой осады. Лэа не верила в существование магии. Она не верила в то, что уйдя из этого мира, магессы не оставили ничего, не осталось даже магических артефактов, как будто кто-то высосал из этого мира все, содержащее хоть каплю магии.
… сад окружал низкий, нагретый щедрым солнцем за день, каменный заборчик. Приглядевшись, Лэа поняла, что это всего лишь фундамент еще одной в прошлом высокой стены. Она легко перешагнула через него и оказалась в тени старых, оплетенных паутиной и мхом деревьев. Они уже не приносили никаких плодов, изжив себя за десятки лет, но по-прежнему торчали из земли, коряво растопырив свои сухие изломанные, с кое-где выступающими зелеными ростками, ветви. Лэа нагнулась и принялась собирать опавшие прошлогодние листья, и высушенные и выжженные солнцем ветви. Подняв одну оказавшуюся сырой из-под низу ветвь, Лэа увидела, как под ней что-то тускло блеснуло. Она опустилась на колени и аккуратно разгребла слой перегнивших листьев и земли. Под ними оказалась небольшая мраморная табличка, явно не имевшая в саду никакого места и принесенная откуда-то довольно давно. На мраморе было выбито изображение: на земле распластался человек, раскинув