над рабами. Однако в образованном обществе такому негде себя проявить, и всю нерастраченную жестокость он обращает на домочадцев.
Удивительно, насколько ненависть обостряет зрение. Я изучил Джорджа глубже, чем закадычного друга. Передо мной стоял человек, который убил Марти и позорно удрал с места преступления, который отнял жизнь, стоившую жизни десятка таких, как он, жизнь единственного дорогого мне человека. Ничего, Марти, потерпи, ему недолго осталось.
За ужином я сидел напротив Лины, между Вайолетт Рэттери и старой миссис Рэттери. Джордж то и дело оценивающе на нас поглядывал. Едва ли он ревновал Лину – такие, как он, слишком уверены в собственной неотразимости, просто недоумевал, что она нашла в этом чудаке Феликсе Лейне.
Джордж обращался к Лине с нагловатой бесцеремонностью, словно к младшей сестре. Лина призналась мне, что он к ней подкатывал; если судить по его развязной манере, их отношения зашли довольно далеко.
– Что, и ты теперь похожа на болонку? – Он наклонился к Лине и взъерошил кудряшки на ее затылке, затем подмигнул мне. – Женщины, Лейн, только и знают, что гнаться за модой. Если завтра какой-нибудь парижский педик объявит, что в моде лысина, они тут же побреют голову налысо.
Старая миссис Рэттери, которая сидела рядом со мной, источая порицание и запах нафталина, произнесла:
– В моей молодости женщины гордились своими волосами. Хорошо хоть эти стрижки под мальчика вышли из моды.
– Вы хвалите молодежь, мама? Куда катится мир, – хмыкнул Джордж.
– Нынешняя молодежь не нуждается в моей оценке, особенно некоторые. – Миссис Рэттери смотрела прямо перед собой, однако ее последние слова, похоже, относились к невестке. Наверняка она считает брак Джорджа мезальянсом. Миссис Рэттери обращалась к Вайолетт и Лине со снисходительным презрением дамы высшего света. Неприятная старуха.
После ужина женский пол (не сомневаюсь, Джордж именует дам про себя именно так) оставил нас. Хозяину дома было явно не по себе в моем обществе, и он решил пойти проторенной дорожкой:
– Слыхали анекдот про женщину из Йоркшира и органиста?
Джордж подвинул свое кресло к моему. За первым анекдотом последовали другие, того же пошиба. Я из последних сил изображал искреннее веселье. Растопив лед, хозяин дома взялся за допрос гостя, но к тому времени я уже привык именоваться Феликсом Лейном, и мне не составило труда поведать ему сагу моей жизни.
– Лина говорит, вы пишете книги.
– Детективы.
– А, – он выдохнул с облегчением, – так это ж совсем другое дело! Признаюсь, когда Лина сказала, что приведет писателя, я насторожился. Решил, что вы вроде тех умников из блумсберийского кружка[7]. Не представляю, о чем с ними говорить… И выгодное это дело, писательство?
– Довольно выгодное. Я получаю от трехсот до пятисот фунтов за книгу.
– Ничего себе! – Он взглянул на меня почти с уважением. – Ваши книги так хорошо продаются?
– Я бы сказал, неплохо.
Не глядя на меня, Джордж