Подходит к окну, раздвигает шторы, распахивает створки рамы. С любопытством выглядывает во двор.)
ТАВРУЕВ (про себя). Как же сегодня много солнца! Ее московская мордастость зада так и режет мне глаза. Вытолкать вон?!. Эээ, не ври хоть себе: никого ты не выгонишь. Как не вытолкал других женщин – вот так же просыпавшихся в этой мастерской. Теперь по накатанному. До того утра, когда уже ни слова, ни жесты будут не нужны. (Елена покидает окно. Подходит к зеркалу шкафа, забрасывает волосы за плечи, смотрится. Затем достает из дамской сумочки, подвешенной на дверной ручке шкафа, очки в модной оправе. Надевает их и рассматривает картины на стенах мастерской.)
ЕЛЕНА. Надо признать, что женщины тут до меня были красивые. (Переходит к холстам, развешанным на следующей стене. Останавливается возле картины.) А эту картину ты как назвал?
ТАВРУЕВ. Луна наизнанку.
ЕЛЕНА. Забавно. Я бы с удовольствием повесила ее у себя в квартире.
ТАВРУЕВ. Она прикована к моей стене цепями. Даже галерейщики на нее лишь облизываются.
ЕЛЕНА. Жаль. (Поворачивается в его сторону.) Кирилл, а тебе не обидно? Галерейщики сначала скупают картины по дешевке. А потом выручат за них, особенно после смерти художника, целое состояние.
ТАВРУЕВ. Лично я на галерейщиков не в обиде.
ЕЛЕНА. Странно. На художника не от мира сего ты не похож.
ТАВРУЕВ. Я уже с ними поквитался.
ЕЛЕНА. Поквитался? Подкараулил их ночью у подъезда и набил морды? Расскажи, расскажи, мне очень интересно, чем ты им отплатил.
ТАВРУЕВ. Мукой. Я, как Ван Гог, намешиваю ее в краски только в большей пропорции. Значит, после моей смерти вскоре за моим телом рассыпаться в прах и мои картины. А может и раньше.
ЕЛЕНА. Оригинальная месть. А краски на картине Луны наизнанку тоже с мукой?
ТАВРУЕВ. Она единственное мое исключение.
ЕЛЕНА. Кирилл, обещай мне, что мой портрет ты будешь писать нормальными красками, как Луну. Я не хочу, чтобы потом, когда он начнет крошится, мои будущие внуки подняли меня на смех. (Задерживается возле пустого мольберта.) Кстати, я буду позировать тебе прямо сейчас?
ТАВРУЕВ. Вряд ли… сейчас не срастается.
ЕЛЕНА. Но вчера в ресторане ты говорил, что уже утром начнешь писать мой портрет. Я буду твоей Саскией!
ТАВРУЕВ. Тебе не повезло, Елена. Сегодня в мастерской слишком много солнца. Что все вокруг до боли режет мне глаза.
ЕЛЕНА (в сторону). Рембрандт херов. (Вслух.) Утерлась. Буду знать, в этой мастерской не исполняют желания Саский. Правда, мне больше нравится красота женщин Рафаэля. Она интеллектуальнее. Хотя сам он, говорят, постоянно сетовал, что настоящие красавицы перевелись в Риме. (Забирается на табурет для портретируемого.) Интересно, а какой бы он нашел меня?
ТАВРУЕВ (неожиданно резко). Стой так! не двигайся. (Поспешно гасит сигарету в пепельнице. Покидает кресло, ставит чистый холст на мольберт. Угольным карандашом начинает набрасывать контур фигуры позирующей.