так хорошо, как его одиночество, и то, как он его переносит!
Излишне говорить, что реакции тех, кто проходил через это испытание, были самые разные. Все эти люди любили жизнь или только думали, что любили. А оказалось, что они все любили ее, но разными «органами». И, естественно, любовь одного резко отличалась от любви другого.
Кто-то медленно дичал, с каждой минутой все более и более теряя человеческий облик. Ведь чтобы быть человеком и полно чувствовать жизнь, им необходимы были все человеческие привычки, обряды, ритуалы, правила: они настолько любили жизнь, что помнили не ее, а лишь себя на ее фоне.
Кто-то бурно сходил с ума: они настолько любили жизнь, что не могли жить без себе подобных, будто вампиры, которые не могут существовать без глотка чьих-то сил.
Для кого-то одиночество было самым страшным на свете: они настолько любили жизнь и радовались ей, что несколько раз переступали ее порог в прошлом. И теперь простая человеческая память стала для них непобедимым врагом, палачом и убийцей.
Кто-то пытался покончить с собой: они настолько любили жизнь, что старались как можно скорее от нее избавиться.
Но были и те, которых совсем не было слышно, будто они вовсе исчезли с лица земли. Они настолько любили жизнь, что помнили каждую ее мелочь, каждую ее подробность. И в эту дарованную им передышку старались вспомнить все то, что они видели и познали. Для того, чтобы затронуть все то, что хранила их память, не хватило бы и сотни человеческих лет.
А по ночам им снились глубокие, красивые, спокойные, цветные сны, которые и наполняла та жизнь, которую они так любили. Иногда они смеялись добрым, чистым смехом, доходя в своих мыслях до чего-то особенно им дорогого. Им не страшно было оставаться один на один с собой, потому что они видели не себя в этой жизни, а саму Жизнь внутри себя! Именно этих людей в конце испытания называли Любящими. Кого-то или что-то конкретно? Да нет, Любящими вообще. Любящими Жизнь внутри себя, а не себя внутри этой Жизни…
Прихоть
Он родился красивым, как все дети, и безумно красивым, как все безумцы. Ничто не отличало ни его самого, ни тот день, в который он родился, от тех дней, которые дарили миру новую жизнь. Он был одним из многих. И у него было все то, что было у многих. Но со временем случилось так, что эти многие не узнали в нем себе подобного. И среди многих он так и остался одним…
В день его рождения не произошло стихийного бедствия, не было какого-либо знамения, ни в чьей памяти не осталось даже маленького чуда. Да и сам родившийся не нес в себе никаких особых признаков, кроме привычных, стандартных признаков простой человеческой жизни. А дело было лишь в том, что сама Природа была в тот день «в хорошем настроении» и, от нечего делать, просто так, прихоти, шутки ради дала ему то, что дала бы самой себе. Она взялась учить его тому, чему никогда и никого не учила. Ей захотелось посмотреть, что же будет, если кто-то начнет творить здесь,