отцов и детей впервые обрушилась на него здесь, в Англии, и все его попытки искупить вину оборачивались педагогическими провалами. Впервые в жизни у Иришки появилась возможность отомстить взрослому миру, чем она и занималась.
– Я боюсь, что она попадет в дурную компанию. Здесь. Мне так трудно ее контролировать.
– Она знает язык?
– Она его впитала за считанные недели, как губка. Ей легко. Она уже говорит свободнее меня.
Поезд затормозил у первой станции. За окном стоял бронзовый негр человеческого роста и ждал поезда. Разумеется, он не двинулся с места, когда поезд остановился. Зато оба больших негра с косичками вышли из вагона.
– Брикстон, – сообщил Кошко. – Негритянский район. Опасное место.
Электричка поехала дальше, дома становились все меньше, за каждым тянулся газончик с кустами цветов. Дома оборачивались к поезду задами, и газоны упирались в насыпь.
Затем началось большое поле для крикета, по которому ходили джентльмены в белых костюмах со щитками на коленях и клюшками в руках. В электричку не очень шумно впорхнула стайка юных джентльменов в черных костюмах и при галстуках. Джентльмены делали вид, что это вовсе не пародия на британский образ существования, а так и следует жить на свете.
Электричка с шумом влетела в туннель. Вячеслав Андреевич потянул чемодан к дверям.
– Пятнадцать минут от Виктории, – сообщил он, – а Виктория – это практически центр Лондона. Вы хотели бы жить в Москве в пятнадцати минутах от «Киевской»? Или от Белорусского вокзала?
– Я так и живу, – призналась Лидочка, чем расстроила хозяина. Ей бы надлежало жить на окраине Чертанова или в Северном Бутове и жаловаться на то, что теряет полтора часа до центра.
Платформа станции «Пендж-хауз» оказалась сельской, тихой, заброшенной настолько, насколько такое возможно под Лондоном. Две платформы, разделенные двумя путями. Крытый деревянный переход через пути был похож на толстую гусеницу, выгнувшую спину.
Немногочисленные пассажиры не спешили, направляясь к узкому проходу в высокой железной ограде.
Вячеслав поставил чемодан на платформу. Он ждал упущенную дочь.
Иришка соскочила с поезда в последний момент – дразнила папочку. Конечно же, она ехала в последнем вагоне, чтобы не связываться с взрослыми.
– Иришка! – слишком громко позвал ее отец. Но, к счастью, его голос был заглушен грохотом обтекаемого чудовища, в затемненных окошках которого горели настольные лампы и лицом друг к другу сидели дамы и джентльмены – как будто мимо них с умопомрачительной скоростью промчался многовагонный вагон-ресторан.
– Экспресс в Париж, – сказал Кошко, не спуская глаз с дочери. – Под Ла-Маншем. Все собираюсь прокатиться, но времени нет.
Иришка подошла к ним.
– Ну что же ты! – укоризненно сказал отец, чем дал возможность ответить:
– А чего такого случилось? Я бросилась под поезд?
Иришка первой пошла с платформы.
Вячеслав Андреевич потащил за