его не было очень давно – последний раз он был тут, когда «оконщики» перед последним стеклом допили «чекушку», швырнули ее вниз на горы строительного мусора и, вздохнув, взялись за ровно чугунную фрамугу, присовокупив: «С Богом, заткнем и это».
– Нас накажут, – сказала Анна не думая, окунаясь в этот замечательно пьянящий ветер оживления, ветер пиратов и королей.
– Если наказание неизбежно, то да. Но ведь мы вводим свои правила – хотите?
Голос незнакомца уже был голосом её воли, её тайных желаний, того, о чём и мечтать-то страшно, а мечтается.
В круглое отверстие с тихим клекотом влетел геликоптер и мягко опустился на редакторский стол.
– Тут кое-какой инвентарь – глупо, согласитесь, таскать инструменты мимо охраны. Охрана часто неадекватна.
Незнакомец отцепил от геликоптера пакетик, потом подошел к стене, отделяющей кабинет редактора от соседнего, и легонько постучал по ней. Звук был музыкальный, не бетонный.
– Хорошо нынче делают стены, – заметил он, – дошло, наконец, что все стены – это декорации, и их нужно иногда трансформировать.
Он достал обычный нож, с размаху воткнул его в стену и, двигая им, наподобие консервного, стал выбирать в стене щель.
– Вы вор? – тихонько выдохнула Анна. «Он вор, а я воровка – чудный финал карьеры».
Незнакомец насмешливо посмотрел на нее.
– Нет, это не моя специальность. И потом кража предполагает наличие собственности —
ценностей, которые принадлежат личности или нескольким личностям. А вы только что сказали, что здесь нет ни личностей, ни ценностей.
– Я разве говорила, – Анна осеклась. «Но ведь подумала».
– В таком тревожном состоянии, я вас к сейфу не поведу.
«К сейфу – значит, мы воры, но он сказал, что нет. Он не лжет мне. Я даже не думаю позвать охрану, почему мне так странно хорошо, я хочу продолжения, Боже, как хорошо», – у Анны мир кружился, кривлялся и хохотал, как цирковой паяц.
Незнакомец отвалил кусок стены, и получился удобный лаз – как раз для проникновения в кабинет… А! Кабинет-то был Петра Ильича – шутите! – и в нем стоял сейф, а в сейфе… И нам бы хватило, и еще поделились бы с соседями – и им бы хватило.
– Вам слишком мешает воспитание, вас изуродовали в детстве – отрезали крылья.
– Мама с папой любили меня, любят…
– Те, кто любит, глаже и причесывают. А «лишнее» состригают. Мы все любим «куколок». Вас наверняка баловали.
– Нет.
– Значит, сильно баловали.
Незнакомец смотрел на нее – опять на переносицу – и казался вдруг постаревшим.
– Я вижу девочку лет трех, крутящуюся возле стола взрослых: «Я тоде кацю, дате, подалута это … – Анэтта, ты не будешь „это“ кушать. – Буду. Дате… Нет, не кацю» – и кладет «это» изо рта на стол.
Ваша семья была старинной интеллигентной семьей, семьей, которую счастливо миновали гонения, которая хранила дух Чехова, Пушкина –