/title>
«Я знал, что это сон.
Небыль, чепуха, болотный пузырь со дна памяти. Дремотный всплеск фантазии пьяницы. Судорга похмельного пробуждения».
Второй день запоя.
В доме выпить мало и нечем закусить.
Танюха спит, уткнувшись лицом в стену. Она перебрала вчера больше меня, но опьянела меньше. У неё всегда так. Гладко в первый день, а на второй – её воротит. Если не дать выпивки.
Егор лежит рядом с ней. Его рука залезла ей под блузку. Никто из них не ощущает прикосновения. Инстинкт в пьяном угаре: без чувств.
Я открываю бутылку пива зубами (армейская привычка), одним залпом опорожняю её содержимое.
Легче!
Надолго ли?
Ноутбук не закрыт. Шевелю мышку. Вспыхивает экран: порнография. Егор пялился. Танюхи мало, что ли? Она вчера стриптиз показывала. Уже в стельку пьяной. После оделась – и в отруб! Наверное, ничего не помнит. Всегда так: трезвеет, говоришь, какой у неё классный танец получился, а она не верит, что могла раздеться.
Но сон её всегда спасает от секса. Оно и понятно, собрались не для оргии – побухать. А пьём быстро – быстрей, чем кончаем. Дальше, как карта ляжет.
Рождённый пить – е… ть не может.
Алкоголизм.
Но только я один считаю себя алкоголиком.
Ни Егор, который пьёт, наверное, с первого класса, ни Танюха, блуждающая, где наливают, из хаты в хату, на протяжении уже трёх лет, не признают этот факт. Они здоровые члены общества! Танька видит в себе пока ещё женщину, смазливую, которой только за тридцать, а Егор в двадцать девять лет выглядит на все сорок, но ему срать на свой внешний вид, он не баба, а мужик, которому не в зеркало надо смотреть. Правда есть разница, я на четвертый день приду в себя, а они – не знаю. Там узелок покрепче завязан. На этой почве.
В магазине беру ещё водки и пива. Закусь: грибной салат, маринованные огурчики, курица-гриль, полторашка колы. На оставшиеся сутки хватит.
Звенит мобила. С работы. Трубку не беру. Отмажусь после. Не в первый раз. Прокатит.
Входную дверь открываю тихо, чтобы не разбудить спящих. Медленно крадусь в гостиную.
Егор не спит. Он стащил джинсы с Танюхи, снял её трусики, но Танька, кажется, продолжала спать или претворялась.
– Ты что делаешь? – спрашиваю.
– Витёк, сколько баб было у меня за всё время, но ни у одной не рассматривал так близко…
Меня пробивает смех. Я не сдерживаю себя. Эта сцена из другой жизни. Егор не врёт. Все мимолётные пьяные трахи проходили у него на скорую руку. Как у мастурбирующего мальчика. Откуда ж познания анатомии женского тела?! Бедняжка. Дорвался до халявы!
Танюха приходит в себя и по инерции бьёт в лоб Егора пяткой.
Приступ смеха истеричный. Я валюсь на пол. Егор, отлетевший в сторону, не понимает, что произошло. Он смотрит то на меня, то на Таньку.
После сам начинает смеяться.
– Вы меня хотели изнасиловать! – заявляет потерпевшая.
– Тебя просто рассматривали, как картинку в порножурнале, – говорю я сквозь слёзы.
Танька натягивает джинсы, забыв про трусы. Ей не до смеха.
– Врёте!
– Успокойся. Это правда.
Она мне не верит. По глазам вижу: испугана. Своей беззащитностью.
– За два года нашего знакомства тебя трогал кто-нибудь без твоего согласия? Я или Егор? Другие – знать не хочу.
– Нет.
– Вот видишь. А Егор был сломлен твоей красотой. Между ног особенно. Да и выпил не в меру. Вчерашний стриптиз раззадорил. Любопытство проснулось. Ему захотелось заглянуть во внутрь.
– И что там интересного, гинеколог хренов?
– Да так…
Она успокоилась. Я был убедителен.
– Выпить ещё есть? – Танюху трясло.
Я кинул бутылку пива. Она, как кошка, поймала свою добычу. Но не без труда.
Егор открыл водку и принялся пить с горла. Я остановил его.
– Дружок, не наглей. Это не пиво. Разлей по рюмкам.
Недовольный, он нашёл на журнальном столике грязную замусоленную тару, налил по пятьдесят, сказал:
– За вас, ребята.
– Извинись, – говорю, – перед Танькой.
– Щас, выпью…
Он отставляет рюмку и лезет целоваться. Танюха отталкивает его рукой в лицо. Егор валится на пол.
– Сука!
– Тихо, извращенец. Не ругайся.
– Витёк, она издевается надо мной.
– Правильно делает.
Егор заползает на диван, ложится, отвернувшись от нас. Обиделся. Слабохарактерный, он всегда так поступает.
– Пить больше не будешь? – спрашивает Танька.
– Оставьте