никогда не сдавала своих позиций.
Все резко повернулись в сторону говорившего.
Это был седой старик, в темно синем костюме и белой рубашке с галстуком. Он встал из-за стола, выпрямился во весь свой высокий рост, и сразу же стала заметна военная выправка, вырабатывающаяся за годы службы у кадровых офицеров и остающаяся на всю жизнь.
Алла Борисовна сделала шаг в его сторону и внимательно вглядывалась в незнакомца. На ее лице тенью проносились воспоминания. Наконец, она узнала его, и ее глаза невольно наполнились слезами.
– Товарищ майор, – только и смогла выговорить она дрожащим голосом.
– Генерал-майор, – поправил ее старик. – Правда в отставке, – добавил он тут же и пошел к ней навстречу, широко раскинув руки.
Женщина бросилась к нему в объятия и зарыдала.
Тридцать долгих лет она держала свою волю в стальном кулаке. Тридцать лет не давала ни одной слезинке упасть из своих глаз. Она должна была быть сильной, чтобы выжить в этой жизни. И не просто выжить, но и дать достойную жизнь своему сыну.
Все эти годы она за что-то боролась. Сначала за жизнь, когда попала в госпиталь с пулевым ранением в затылок после очередной спецоперации в Афганистане, затем за право быть счастливой, когда людское осуждение за ребенка без мужа зашкаливало за все мыслимые и немыслимые нормы поведения. Потом была битва с ошалелой от вседозволенности и безнаказанности «братвой» за место под солнцем, когда надо было не просто жить, но и тащить за собой начинающийся бизнес – единственную надежду на лучшее будущее.
Алла давным-давно похоронила эти тяжелые воспоминания и в бессонные ночи своего одиночества боролась сама с собой, чтобы они не воскрешали в ее памяти.
Но сейчас вся эта лавина прошлого нахлынула на нее и в один миг прорвала несокрушимую преграду, которую женщина выстраивала годами.
– Игнат Иванович! Игнат Иванович, – повторяла она сквозь рыдания.
Генерал в отставке успокаивал ее, как мог, хотя сам еле сдерживался от нахлынувших чувств.
– Не плачь, дочка, – гладил он ее по голове. А голос его предательски дрожал.
Время как будто остановилось. Никто из присутствующих не смел нарушить эту гнетущую тишину. Ни ошеломленные случившимся Геннадий с Мариной, ни суровые федералы. Были слышны только всхлипы Аллы Борисовны на плече у генерала.
– Посмотри-ка, что я тебе привез, – бодрым голосом вдруг произнес он и, взяв за плечи женщину, отодвинул немного от себя, заглядывая ей в глаза.
Ободряюще мигнув ей одним глазом, он взял со стула кейс и положил на стол. Когда он открыл его, все трое подошли поближе, чтобы разглядеть содержимое. Военные, как ни в чем не бывало, сидели на своих местах, привыкшие ко всяким жизненным переворотам.
С губ Геннадия и Марины сорвался возглас удивления и восхищения от того, что они увидели перед собой. Алла по-детски широко улыбалась.
– Мои награды, – прошептала она и благодарно кивнула старику.
В кейсе