это было тем же самым, если вдруг стать дальтоником. По мере выздоровления Фрэнк обнаружил, что обладает надежной памятью относительно звучания некоторых пьес и музыкальных инструментов. Эти тональности он мог использовать как точки отсчета для оценки высоты других нот, но, в сравнении с «мгновенным» абсолютным слухом, этот процесс был намного медленнее.
Кроме того, субъективно такая оценка отличается от прежней способности, ибо раньше каждая нота, каждый ключ имели неповторимый аромат, уникальный характер. Теперь все это ушло, и Фрэнк перестал свободно на слух отличать один ключ от другого[48].
Любопытно, между прочим, то, что абсолютный слух встречается очень редко – менее одного человека на десять тысяч населения. Почему не все мы слышим соль-диез так же автоматически, как мы видим синий цвет или узнаем аромат розы? «Вопрос, касающийся абсолютного слуха, – писала Диана Дейч и соавторы в 2004 году, – заключается не в том, почему он есть у некоторых людей, а в том, почему им не обладают все. Дело обстоит так, словно большинство людей страдают синдромом, напоминающим цветовую аномию, при которой пациенты могут узнавать и распознавать цвета, но не могут соотнести их с определенными названиями».
Дейч говорит это, опираясь на собственный опыт. Как она написала в своем недавнем письме:
«Понимание того, что я обладаю абсолютным слухом – а это само по себе было необычно, – приводило меня в величайшее удивление, особенно когда я (в возрасте четырех лет) обнаружила, что другие люди испытывают трудности в узнавании сыгранных нот. Я до сих пор отчетливо помню потрясение от того, что если я играла на пианино какую-нибудь ноту, человеку надо было посмотреть на клавишу, чтобы эту ноту назвать…
Для того чтобы вы наглядно представили, каким странным выглядит для нас, обладателей абсолютного слуха, его отсутствие у других людей, я проведу аналогию со способностью называть цвета. Предположим, вы показываете человеку красный предмет и просите назвать цвет. Предположим, что этот человек отвечает: «Я могу узнать этот цвет и отличить его от других цветов, но я не могу его назвать». Тогда вы ставите рядом с красным предметом синий и называете его цвет, и тогда человек говорит: «Хорошо, так как второй цвет – синий, то первый, должно быть, красный». Думаю, что большинству людей такая ситуация покажется по меньшей мере странной. Однако с точки зрения обладателя абсолютного слуха, это так же, как если они видят, как другие называют высоту тона – сравнивая ее с высотой тона, название которого им уже известно. Когда я слышу музыкальную ноту и определяю ее высоту, происходит нечто гораздо большее, нежели просто помещение ее тона в определенное место (или область) музыкального континуума. Предположим, я слышу на фортепьяно фа-диез. У меня возникает чувство, что я хорошо знакома с тональностью фа-диез – такое же чувство возникает у человека, когда он видит знакомое ему лицо. Высота тона тесно связана с другими свойствами ноты – с тембром (это очень