Мысль переполняется музыкальным ритмом и экстазом самовыражения – но при этом остается именно мыслью, выстраивается рядами понятий, предпосылок, заключений, как у Ф. Ницше в «Так говорил Заратустра»:
Смотрите, я учу вас о сверхчеловеке!
Сверхчеловек – смысл земли. Пусть же ваша воля говорит:
да будет сверхчеловек смыслом земли!
Я заклинаю вас, братья мои, оставайтесь верны земле
и не верьте тем, кто говорит вам о надземных надеждах!
Согласно И. Канту, субъект неустраним из актов своего суждения о мире объектов, и значит, вся философия, поскольку она не описательна и не аналитична (в отличие от эмпирических наук), а конструктивна и синтетична, имеет в себе неразложимый субъектный остаток. Обычно философия стесняется своего лиризма и прячет его за претензиями на познавательную объективность, «научность». Лирическая философия не стесняется своей укорененности в мыслящем субъекте и позволяет ему выразить открыто и системно свою субъектность. При этом субъектность (subjecthood) как способ самовыражения трансцендентального (в кантовском смысле) субъекта следует отличать от чисто личной субъективности (subjectivity), присущей эмпирическому индивиду со всеми его частными наклонностями и причудами. Поэтому лирический образ философствующего «я» нужно отличать от самого автора как биографического субъекта; лирический герой философии часто выступает под гетеронимами, как ницшевский Заратустра или кьеркегоровские концептуальные персоны.
Лиризм как род философии нельзя отождествлять ни с одним из ее направлений. Экзистенциальная философия может быть лирической, как у Кьеркегора, а может быть эпической, как у Хайдеггера в «Бытии и времени». Точно так же и идеализм может быть лиричным (например, у П. Флоренского в «Столпе и утверждении истины») или не-лиричным (В. Соловьев). Можно, очевидно, говорить и о лирической теологии, например, в «Исповеди» Августина – по контрасту с эпической теологией Фомы Аквинского.
В более широком смысле можно говорить о лиризме философии как таковой. Поскольку у философии, в отличие от более частных наук, нет своего отдельного, «позитивного» предмета, она постоянно занята условиями своей собственной возможности и/или необходимости. Поэтому крупнейшие философы, от Платона и Аристотеля – через Канта и Гегеля – до Хайдеггера и Деррида, в центр своих учений ставят вопрос о том, что такое философия, каково ее место в мире. Философия насквозь саморефлексивна, обращена на себя – и в этом плане соразмерна человеку, который, в отличие от прочих существ, не имеет заранее заданного места («эко-ниши») в бытии и занят его поиском и обоснованием, прежде всего опять-таки через философию. Отсюда неизбывный, «родовой» лиризм философии, которая постоянно говорит и мыслит о самой себе, о своих задачах, возможностях, границах, о том, что значит быть философом и почему мир нуждается в философии. В этом смысле даже философия Гегеля, внешне наукообразная и «объективистская», в целом, как проект,