сторону потепления будут продолжаться.
Водителя-экспедитора кафе «Венеция» Владимира Леонидовича Кострова совсем не радовала перспектива того, что теперь каждое лето красная ниточка термометра будет неумолимо рваться вверх, превышая отметку +35 °C, а на солнце – даже и все +40 °C.
Владимир Леонидович плохо переносил жару, маялся, не находил себе места… Он не мог сосредоточиться на работе. Правда, в настоящий момент работы как таковой практически не стало по причине отсутствия клиентов, и порой Кострову просто нечего было делать. И это тоже выбивалось за обычную шкалу его жизненных составляющих, а следовательно, добавляло дискомфорта и нервотрепки. Посему даже использовать вынужденный перерыв для отдыха Костров не мог: ничто не радовало, не приносило удовольствия, все отравляла чертова жара. Поэтому он, не привыкший, в сущности, сидеть без дела, шатался по кафе, заглядывая во все служебные помещения и стараясь задеть всех, кто встречался на его пути. Ему было скучно, муторно и просто плохо. А хотелось порадоваться чему-нибудь. Хотя бы ощущению, что кому-то сейчас еще хуже. Правда, Костров никак не мог подобрать подходящей кандидатуры: он считал, что худшая доля, как всегда, выпала ему, несчастному.
Он постоянно думал о чем-нибудь холодном и мечтал о скорейшем наступлении зимы. Да не какой-нибудь, а с морозами посуровее. Правда, стоит заметить, что в зимний период Костров страдал от холода и не мог дождаться, когда наступит весна. Весну он ругал за слякоть, за тополиный пух, вызывающий у него аллергию, а также за цветение черемухи и день рождения жены, приходящийся на май месяц.
– Уехать, что ли… – мечтательно пробормотал Костров, окидывая грустным взглядом пустой зал. – На море… На Белое.
Постоянные посетители кафе, его, так сказать, завсегдатаи, которые не укатили в места более прохладные, спасаясь от жары, а кто и вовсе, сейчас предпочитали летнее кафе напротив, которое Костров презрительно называл забегаловкой. Но весь ассортимент этой забегаловки был продуман очень расчетливо: там подавали мороженое, ледяное пиво, холодные соки и минеральную воду. Ни о каких горячих блюдах, сами названия которых в этом сезоне вызывали у клиентов мучительный стон, и речи не велось. Закуски ограничивались разве что овощными и фруктовыми салатиками, а особым спросом пользовались орешки, чипсы и сухарики к пиву. Многие пиццерии находились на грани разорения, а точки, специализирующиеся на гамбургерах и горячих бутербродах, вообще на время адской жары прикрыли лавочку, поскольку их деятельность приносила одни лишь убытки.
Терпела убытки и «Венеция». Били они по карманам всего персонала, и в первую очередь по кошельку хозяйки, Галины Сергеевны Пивоваровой, но больше всего почему-то по этому поводу сокрушался именно Владимир Костров. Собственно, причина его досады как раз была понятна для тех, кто знал Кострова. А уж Галина Сергеевна имела удовольствие общаться с ним много лет.
Удовольствие, правда, было весьма сомнительным, ибо характер у Кострова отнюдь не сахар. К тому же он позволял себе язвительные замечания в адрес самой Галины, а еще любил устроить ей какой-нибудь малоприятный розыгрыш. Ему прощались такие штучки потому, что когда-то в юности Владимир был сильно влюблен в молоденькую красавицу Галину и всерьез собирался прожить с ней всю жизнь. Галина не пылала ответной страстью, но и не отвергала ухаживаний Кострова. И даже, кажется, была согласна принять его предложение руки и сердца, но… Тут в ее жизни появился Анатолий Пивоваров, очень перспективный и настойчивый молодой человек, от жгучих взглядов которого у Галины кружилась голова. Роман их развивался стремительно, и через полтора месяца после знакомства была сыграна свадьба, на которую Костров был приглашен в качестве свидетеля…
Владимир, разумеется, на свадьбу не пошел, с Галиной разругался в пух и прах и даже набил новоявленному жениху морду. Был грандиозный скандал, который все же удалось замять…
С тех пор прошли годы, страсти поутихли, сам Костров успел жениться и обзавестись сыновьями, у Галины с Анатолием подрастали две дочери… Она сумела помириться с Костровым и даже взяла на работу к себе в кафе, причем экспедитор частенько выполнял функции ее заместителя, за что получал солидную прибавку к жалованью. Однако обида в его душе, видимо, не утихла до конца, поэтому иронично-язвительный тон в разговоре с начальницей стал для него привычным. А Галина, которая все-таки чувствовала себя виноватой перед Костровым, прощала ему этот тон и возмущалась только когда Костров совсем уже перегибал палку. Тем более что на самом деле он относился к ней по-прежнему очень хорошо, и лишь гордыня мешала ему открыто это признавать.
А недовольство Кострова сейчас росло прямо пропорционально росту столбика термометра. Владимир Леонидович уже и рабочий костюм сменил на легкомысленные шорты и майку, и голову поливал холодной водой, и по пояс ополаскивался под краном, и даже поступал откровенно оппортунистически, тайком сгоняв несколько раз в столь презираемую им соседнюю «забегаловку» и разорившись там на целых три порции мороженого.
Владимир Леонидович никак не мог найти в данной ситуации виноватых, что обычно ему мастерски удавалось. Он уже сорвал свою злость по привычке на всех официантках, шеф-поваре