его привлекло.
Он привернул к Осиповым: новый, желтый, в пять рядов сруб стоял на пустыре метрах в пятнадцати от дома Захара.
Поздоровавшись, Егор стал расхваливать работу:
– А и правда у вас быстро подается… – Он, видимо, имел в виду слова Анисьи, что Осиповы уж полдома срубили. – Ишь как! Только щепки летят!..
– Э-э-э, Егор! – с укоризной, без улыбки протянул Захар, сидевший на бревне и рубивший угол. – Это, парень, хрен не рубака, ежели как во все стороны летят! – и Захар ловко ударил топором раз, другой. – А вот если как все щепки под бревно ложатся…
И Егор, чудак, нагнулся, глянул, все ли щепки Захаровы под бревном.
А они и правда лежали там аккуратной кучкой. Щепка к щепке.
– Убирай башку-то, оттяпаю!
– Да кабы прок в ней был какой, – отвечал Егор бесшабашно.
– Прок не прок, а без нее все ж таки как-то неловко.
– А это уж так, – согласился Егор. У дома Захара вдруг заголосила баба.
– Чего ино такое там… Ефим! – крикнул Захар. Ефим, рубивший угол на другом конце бревна, слез со сруба, неспешно пошел к дому.
За ним поплелся Егор. Еще издали они увидели бабу Ефимову, Шуру: пузатая, дородная, она сидела у открытой двери погреба и причитала, как по покойнику. Рядом валялось пустое ведро.
Подойдя ближе, мужики увидели, как широко растеклась лужа меда по траве и за порогом погреба, по митличе – по вороху мелких сухих остатков, намявшихся от луговых трав.
– Прости ты меня, Христа ради! – пуще прежнего заголосила Шура, увидев Ефима.
Тот пришел в ярость:
– Дура долговязая! Зашибу гадину!
Егор, поняв, что дело нешуточное, бросился к Захару:
– Ведь уторкает он ее, а бабе рожать вот-вот…
– Ефим, кому говорю! – что было мочи ухнул Захар. И Ефим, уже было замахнувшийся на Шуру, опустил руку, отошел в сторону, бранясь.
Из дома выбежала Дарья, помогла Шуре подняться, повела в избу.
А Шура, как заведенная, продолжала причитать:
– Какой медок был! Порог-от высокий, запнулась… Худо мне да и мало! Простите вы меня, Христа ради…
– И чего было туда ползать? Понесла она, – незлобно ворчала Дарья. – И сама бы я спустила. С такой пузой в яму полезла!
Подошел Захар, глянул на медовые лужи и, ни слова не сказав, пошел на пасеку за поварней.
И стал выпускать пчел, весело приговаривая:
– Егор, Ефимко, убирайтесь, а то и вас в соты вместо меда перетаскают!
И мужики посторонились. Егор заковылял к своему дому.
XXXIV
Под вечер, когда Ефим и Захар сидели на крыльце и курили, из дома выскочила встревоженная Дарья:
– Захар, схватки начались. Порасстроилась, поди, Шура из-за меда этого. За Агафьей, буди, сбегать…
– Не надо мне никаких ваших Агафей: сама-то Агафья еле ползает. Давай-ко Шуру в баню. Есть там теплая вода?
– Да осталась… Вчера топлено…
– Давайте-ко, да поскорее! И лампу зажги… В бане Шура ревела как резаная.
Ефим, страшный и злой, метался