еркале себя вижу! Как это тебе удается, Апеллес?
– «Ни дня без линии!» – таково мое правило! – скромно ответил художник.
– Тебе заплатят столько золота, сколько весит сама картина. И напиши-ка мне красавицу Кампаспу в образе Афродиты.
Апеллес с воодушевлением принялся писать портрет возлюбленной молодого царя. Чтобы девушка не скучала во время сеансов, пригласил музыкантов, которые услаждали слух ее музыкой и пением. Однако писал картину так долго, что Александр, потеряв терпение, сам пришел в мастерскую.
– Да ведь она как живая, отчего же ты говоришь, что портрет не окончен? – удивился он.
Апеллес лишь вздохнул в ответ.
– Э, да ты сам влюбился в нее! – догадался полководец и повелел слугам насыпать золота в два раза больше, чем обычно. – Это мой подарок к вашей свадьбе! – пояснил он.
– Но чем я заслужил его? – изумился мастер.
– Ты исполнил мое желание, а я готов исполнить твое, – ответил Александр.
В тот день летописец записал:
«Дара достоин был царь,
Дар был достоин царя».
После смерти Александра Македонского на трон воссел его бывший телохранитель – Птолемей. Главным придворным художником назначил он ученика Апеллеса – Антифила. Самого же мастера ко двору не допускали.
– Кто-то оклеветал тебя, – предположила Кампаспа.
– Но кто? – удивился Апеллес. – Я никому не желал зла.
– Антифил всегда завидовал твоему таланту и трудолюбию.
– Но я научил его всему.
– О, – воскликнула Кампаспа, – я жила при дворе и знаю, что зависть порождает клевету, коварство и ложь! Птолемей не так умен, как Александр, он слушает все, что ему нашептывают приближенные.
– Отличный сюжет для новой аллегории! – воскликнул Апеллес, он схватил кисть, обмакнул ее в краску и стал рисовать на деревянной дощечке, поясняя, – новый царь – это глупец с ослиными ушами. Подозрительность и Невежество – его советники! Клевета тащит за волосы невинного юношу и обвиняет его перед царем.
– Вот за это я и полюбила тебя, мой дорогой, – улыбнулась Кампаспа, – ты способен сотворить шедевр из самого заурядного события.
– А ты способна вдохновить меня на это, – отозвался художник и нежно поцеловал супругу.
Когда работа над новой картиной близилась к завершению, в мастерскую пришел Антифил.
– А ведь это я оболгал тебя перед Птолемеем, – неожиданно признался он.
– Но почему? – удивился художник.
– Потому что ты скрыл от меня главный секрет притягательности твоих картин.
– Нет никакого секрета, – пожал плечами Апеллес.
– Есть, есть! – закричал юноша.
В ту же минуту в комнату вошла Кампаспа с маленькой дочкой на руках.
– Здравствуй, дядя Антифил, – пролепетала девочка и протянула клеветнику пухлые маленькие ручки.
– Вот тебе и разгадка, – улыбнулся мастер, – мой секрет в открытом сердце и чистоте помыслов.
– О, горе мне! – воскликнул Антифил и выбежал из мастерской.
– Ты должен простить его, дорогой, он так жалок! – промолвила Кампаспа.
– Простить? – удивился художник, – да мне следует благодарить его: до его появления в картине не хватало двух очень важных фигур: Раскаяния и Правды.
Раскаяние я покажу в образе злобной старухи, которая стоит в углу и от отчаяния рвет на себе волосы.
– Потому что в глаза ей смотрит красивая девочка, по имени Правда, – догадалась Кампаспа.
Так родилась «Аллегория Клеветы». И, хотя деревянная картина Апеллеса погибла, подробное описание ее сохранилось, благодаря трудам античных историков.
По этим описаниям флорентийский художник Сандро Боттичелли воссоздал ее в 1495 году.
Фламандское окно
Свадебный танец, 1566 г., Питер Брейгель Старший, Институт искусств, Детройт
В мастерской Питера Брейгеля, по прозвищу Мужицкий, работал его ученик и помощник Ян. Юноша покрывал лаком новую картину мастера – «Крестьянская свадьба». Завершив работу, отошел подальше, чтобы лучше рассмотреть изображение. И чем дольше он вглядывался, тем сильнее ему начинало казаться, что он сейчас на зеленой лужайке, где весело играет волынка, и готов сам пуститься в пляс.
– Вот что значит, настоящее мастерство, – размышлял Ян, – можно научиться писать красками любые предметы, фигуры людей, при помощи света и тени создавать объем, иллюзию глубины пространства, но как научиться передавать живую жизнь, свет и радость ее на плоскости доски?
Неожиданно скрипнула дверь, и в мастерскую вошел незнакомый господин.
– Послушай, братец, где твой мастер? – спросил он.
– Видите ли, господин…
– Банкир Николас Ионгелик.
– А