по этим темам. Вот она прорывная поступь реальной науки.
Нам надо ещё немного поговорить о несовместимости, которая в отличие от несусветности, эмпирической невозможности, представляет собой терминологическую невозможность. Направление оксюмористики. Оксюморон – умная (остроумная) глупость. Оксюморон близок к парадоксу, с одной стороны, и к катехрезе (переносному значению) с другой. Он пытается совместить обоюдно противоречивые предметы, вскрывает противоречия в явлении, передает динамику мышления и бытия. Оксюморон может быть стилистической фигурой речи, стилистической ошибкой. Это сочетание слов с противоположным значением, сочетание несочетаемого. Способ разрешения необъяснимых ситуаций. Непонятно? Приведу примеры, и всё станет на свои места. Сибаритство спартанцев. История новаторских традиций. Лучший труд основателя Эразма Роттердамского, воспевшего Морию, назван «Похвальное слово глупости». Опять посыпались предложения гостей. Обыкновенное чудо. Праведная ложь. Конец вечности. Вечность конца. Где начинается тот конец, которым заканчивается начало?[22] Назад в будущее. Вверх по лестнице, идущей вниз. Казалось, этому не будет конца. Террор в изящной словесности. Теория амбиций. Улыбка вечности. Превращения метода. Отношение юмора к бессознательному. Бродячие сюжеты. В тени завтрашнего дня.
Когда все угомонились, капитан Александр спросил:
– Игры разума Академий морийских восхитительны. Однако ваши гости, насколько я знаю, нередко посмеивались над «несусветностью» морийских наук. Лэмюэль Гулливер в своих записках о путешествиях в Бальнибарби и Лапуту (он почему-то так называл Морию и её окраины) высказывался об Академии в Лагадо (тогдашняя столица Мории) весьма иронично и даже неприязненно. О том, что в Лагадо сеют соль, пытаются доить кур, носят свет в мешках, загоняют лошадь в хомут вместо того, чтобы надеть на неё, впрыгивают в штаны, пилят сук, на котором сидят… Что вы об этом думаете?
– Чтобы понять, насколько был прав знаменитый путешественник, необходимо ознакомиться с практическими результатами тех исследований, о которых Гулливер писал с таким напыщенным снобизмом. Для начала посмотрим, что сегодня представляет собой «летающая» часть Мории, которую Гулливер называл Лапутой.
Гости посетили наблюдательный воздушный шар. В подвесной открытой корзине шара размещался отдельный герметичный отсек (капсула) с иллюминаторами. Для подъёма в стратосферу посетители вместе с пилотом закрылись в отсеке. И шар медленно поднялся на высоту более двадцати километров. Снаружи температура -90 °C, разряжённый воздух. В капсуле – тепло и комфортно. Её стены уставлены изнутри непонятными научными приборами. Специальные устройства подогревают воздух и снабжают его кислородом. Гости с удивлением рассматривают Морию, которая при взгляде сверху как бы сжимается и видна из капсулы, как на ладони. Вокруг стратонавтов, в иллюминаторах – чёрное небо, на котором ясно видны яркие звёзды и луна. Пилот, образованный человек, даёт