ногам с такой яростью, что светреск погас, и хлев погрузился во тьму. Свиньи завизжали, Оливер завизжал и бросился прочь, Алиса погналась за ним через весь двор, подробно рассказывая, как приготовит его братьям утром на завтракус, – но тут из дома вышла мама и заявила, что лучше приготовит на завтракус саму Алису, после чего девочка тоже завизжала и бросилась наутек, а когда мама наконец ее поймала, Оливера и след простыл.
После этого случая Алисе еще неделю было больно сидеть.
Из-за такой ночи и утро началось наперекосяк.
Алиса проснулась, вдыхая аромат свиного бока; в волосах безнадежно запуталась солома, она же колкими шпажками утыкала пальцы ног. Алиса села, злая на весь мир, но особенно – на маму, Оливера и поросенка, который вздумал вылизать ей лицо от лба до подбородка. Мда, сейчас ей не помешала бы хорошая ванна.
Алиса встала, по мере сил отряхнула юбки (дурацкие юбки!) и направилась к пруду. Голова ее была забита мыслями, которые забивают головы почти всех двенадцатилетних девочек, а потому даже прелестное, полное светливня утро несильно поправило дело.
Дурацкий Оливер Ньюбэнкс – она от души пнула холмик грязи – осмелился показаться ей на глаза – она пнула другой холмик – после всего, что случилось! Алиса в ярости набрала пригоршню грязи и запустила ее в кусты, никуда особенно не целясь.
Алиса не видела Оливера Ньюбэнкса с того далекого дня, когда он заявил перед всем классом, что она – самая уродливая девочка в Ференвуде. Он все болтал и болтал, какой у нее огромный нос, крохотные глазки, губы с ниточку и волосы цвета прокисшего молока, – так что Алиса чуть не расплакалась. Полная чушь, ответила она. Носик у нее очень аккуратный, глаза большие, губы довольно пухлые, а волосы скорее напоминают цветы хлопка. Но Оливер, разумеется, и слушать не стал.
Никто не стал.
Как неудачно сложилось, что незадолго до того пропал отец, мама превратилась в бледную тень прежней себя, а от всех сбережений у них остались двадцать пять стоппиков и десять тинтонов. У Алисы выдался непростой год, и она не собиралась больше терпеть. Ребята чуть животы не надорвали от смеха, а она только топала ногой в браслетах, пылая от гнева и смаргивая горячие слезы. Тогда она решила, что произведет на Оливера большее впечатление, если потратит оставшиеся финки, откусив ему ухо и заставив съесть его перед всем классом. «Уж одним ухом он меня точно выслушает!» – подумала Алиса. Но вместо этого ее выгнали из школы, поскольку то, что она сделала, было хуже того, что он сказал. Это выглядело особенно несправедливо, потому что на вкус его слова оказались куда противнее уха. В любом случае с тех пор мама учила ее на дому.
Алиса начинала понимать, почему мама ее не особенно любит.
Девочка вздохнула и, развязав ленты, позволила юбкам упасть в траву. Одежда ее сковывала. Панталоны Алиса ненавидела даже больше, чем юбки, но пока мама крутилась рядом, они оставались Алисиным проклятием. Ходить в одних трусах, сказала ей мама однажды, неприлично. С тех пор девочка мечтала о дне, когда отрастит пару крыльев и улетит прочь. Будь ее воля, она бы круглый