самая уязвимая часть физического тела…
В других обстоятельствах это грозило бы мучительной смертью от пожара энергетических центров даже такому, как царь Родам, полубогу. Но – не в присутствии Атласа, располагавшего силой и Знанием Вселенной. Да и сам пострадавший помог, – погасив собственные ощущения и позволив сознанию Атласа проделать в своем организме то необходимое, что мог сделать он один. Царь Родам не мог, не желал пошевелиться. Впрочем, это был уже не царь и не Родам. Его истинная сущность вошла, естественно и легко, в свою природную ячейку, и он, наконец, осознал себя. Все, пережитое им на Земле, оказалось теперь таким мелким и не стоящим заботы, – все эти дрязги, интриги друзей и врагов, собственные его старания сохранить царственную власть якобы для спасения планеты, – все осталось тем же, и все изменилось. Изменился, прежде всего, – и всего лишь – взгляд Родама: поднявшись над всеми мыслимыми до этого мгновения уровнями, его сознание охватило вдруг разом явления жизни как целое. С неземной ясностью сложились в пестрый узор побуждения и чувства близких ему атлантов, – как и тех, отошедших от Закона. Стало воочию видно то, чему Родам не имел доказательств на Земле, хоть и знал шестым чувством: давняя измена советника Азрулы, заговор против него, царя, двойная игра жрецов, поддерживающих и мятежников, и законную власть в ожидании, кто же начнет побеждать. Многое осознал Родам в это неизмеримо короткое – по земным меркам – мгновение прозрения Истины.
Ничего личного, такого, что касалось бы только атланта Родама, живущего на земле, не было открыто ему. Он и не интересовался этим, полностью погруженный в непрестанно ткущийся ковер всеобщей кармы. Ковер, который, однако, не был лежащим или же повисшим в одной плоскости, но заполнял собою все пространство вокруг, – пространство, которого, между тем, не было.
Нити, светящиеся, темные, все разных цветов и их тончайших оттенков, свивались и развивались, осторожно соприкасались друг с другом и резко отталкивались, иногда даже взрываясь. Все это, едва царь останавливал взгляд на чем-то, тут же проявлялось яркой картиной земной жизни, однако не ограничивалось показом какого-то одного явления, но продолжало его развитие в будущее. Впрочем, останавливаться царю Родаму и не приходилось: сознание его, самым невероятным для земного состояния, но таким естественным для этой минуты, образом охватывало разом все действия, явления, мысли персонажей, их заботы, далеко или близко идущие планы, и даже то, к чему могут привести те или иные из них. Охватывало одновременно или вневременно…
Сказать, что он находился в состоянии блаженства, значило бы ничего не сказать, ибо блаженство, по уровню своего развития, царь Атлантиды имел возможность испытывать и в обычном, земном, состоянии. Но то, что он чувствовал теперь, было чем-то качественно иным: это было полное слияние с Божественной Тканью Мира, во всем ее единстве, единстве Силы, Разума и Красоты.
Он ясно отмечал каждое ощущение этого нового для