А так – понимай, как знаешь… а может, я ослышался – все же под дверью специально не стоял… Ольга, Ольга… Когда она вышла из ванной, лицо её было заплаканным. Я сделал вид, что не замечаю этого. Потом был секс, какие-то слова она произносила, как в бреду: прости, милый мой, господи, хочу… Мне ли все это было? Прощалась ли она с ним? Извинялась передо мной? С кем из нас была в те минуты? Кому отдавалась? Слезы, страсть, готовность делать что угодно, стоны, откровенные и бесстыдные слова и просьбы, в любом положении, как угодно… Какое-то пьяное не то объяснение, не то прощание, не то начало новой жизни… Но это уже все в конце.
А до этого ещё были встречи с подругами. И мобильный телефон, который она не поднимала, а потом он вдруг оказывался отключенным на час, на два, снова включался и снова она не отвечала ни на звонки, ни на смс. И вернуться могла в два, в три. Как-то раз в пять утра.
Иногда, особенно в начале, где-то в течение года, возвращаясь так поздно, она бесцеремонно, даже не раздевшись толком, часто даже не скинув платья, не объясняя где была, не выясняя, спит ли он (а он притворялся, а на самом деле ждал, ждал!), набрасывалась на него всем телом… Ищущий, ненасытный, втягивающий его всего рот, неразборчивые требовательные слова, сильные настойчивые, повелевающие руки. Этих минут он ждал. Отвечал на её ласки сразу. Без упреков. Без выяснений – где была? Откуда? С кем? Подстраивался под неё, подыгрывал, дрожал от волнения и думал, что лучше женщины быть не может… Это её стремление использовать его, смесь нежности и грубости, эгоизма и готовности сделать для него что угодно, непрерывная смена ощущений – от грубоватой жесткой складки платья, к неуловимой ласке грудью; от прохлады живота к какой-то нереальной разгоряченности внутри; от искусственной шероховатости чулка к жесткому, возбуждающему ежику узкой полоски стриженных волос внизу; от сдвинутых в сторону, потому что ведь некогда уже, некогда! мокрых трусиков, которые проваливались внутрь, натирали, к глазам, широко открытым глазам, таким пьяным, безумным, но родным, близким, светящимся как в тот Новый год; от люблю… не могу… соскучилась… я твоя… лучший… хочу, к – да, я такая б… я заслужила… выгони меня… И не имело значения, с кем она на самом деле была в эту минуту. Отдавалась ли ему, представляя себе другого, или мыслью о том, другом подогревала уже остывшие чувства…
… Все это было. Продолжалось года два и сошло на нет. Сперва он радовался, думал что все! – все у неё закончилось и, значит, он был прав, не придавая хотя бы внешне этому значения. Но одновременно ушло и остальное – сперва безумие, потом страсть, потом желание… Потом пришло безразличие…
Уйдя от него, или что уж у них там вышло и кто от кого ушел, она не вернулась ко мне. Поначалу не так это бросалось в глаза. Ну, понятно, реже стала отлучаться, раньше возвращаться – нет уже той энергетики, возбужденной страсти. Но как-то незаметно… исчезла бескомпромиссность, потом слова… откуда-то взялась скромность, холод… погас свет, зато появилось накинутое одеяло, белье сменилось пижамой… все превратилось