привычным порядком: впереди Елена с Яном, за ними возок с имуществом, а далее сохранившие верность своему опальному полковнику шляхтичи, которых после жестокого боя с малороссами уцелело ровно десять человек, беглецы шагнули навстречу погибели.
Когда не чающие беды литвины поравнялись с засадой, ордынцы ударили по ним стрелами. Бить из лука татарва умеет, поэтому смерть последних воинов рыцарского братства не была мучительной. Получив, кто в грудь, кто в голову по две, а то и три стрелы, все они умерли на месте, толком даже не сообразив, что случилось.
Ловко соскочив со сраженного под ним коня, полковник подхватил на руки свою умницу-красавицу и бросился к опрокинутой повозке. Увидев выбегающих из-за деревьев нехристей, он сразу понял, что они и есть настоящая погоня. Покойный зять рассказывал ему о племяннике князя Казимира, откровенном разбойнике-душегубе, который со своею шайкой, набранной из крымских татар, исполнял самые черные замыслы дяди-покровителя. Понял Ян и другое – изловить их с дочерью молодой Вишневецкий намерен вовсе не затем, чтобы представить на суд короля Стефана. Холодея при мысли о том, что станет с Еленой, если она окажется в лапах этого выродка, полковник встал возле возка, оградив себя тем самым от удара в спину. Молодая женщина догадалась о помыслах родителя. Желая хоть как-то облегчить последние мгновения его жизни, она задорно воскликнула:
– Не бойся, отец, живой я им не дамся, – и первой обнажила саблю.
Человек предполагает, но окончательно решает, чему быть, чему не быть, господь бог. Изуверской задумке Анджея он не дал осуществиться. Глядя, как падают под ударами полковничьего палаша4 его разбойнички, Вишневецкий понял, что взять Озорчука живьем не удастся.
«Ишь чего, сволочь, вытворяет. Недооценил я сучкиного батюшку. Такой не только просить пощады не станет, но скорей сам дочь убьет, чем отдаст на поругание, – уже жалея о своей, в общем-то, дурацкой затее с пленением и гнусной пыткой полковника, подумал он. – И княгиня вся в отца, вон как саблей машет, на легкую погибель нарывается. Ну уж нет, голубушка, все, что Казимир мне над тобою учинить завещал, я непременно исполню».
– Амир, – окликнул князь-разбойник своего телохранителя. Стоя на седле, тот уже привязывал к дубу крюк, с которого подвешенный за ребра Озорчук должен был взирать на позорную муку дочери.
– Кончай возню, а то, пока мы тут веревки вяжем, от прелестей колдуньиных одни кровавые клочья останутся, – и приказал, подав ордынцу пистолет: – Старика пристрели, а девку волоки сюда. На арканах меж деревьями распни ее, чтоб не брыкалась, – Анджей указал на росшие поблизости молодые дубки, затем с паскудною ухмылкою добавил: – А крюк еще сгодится, мы на нем княгиню, как наскучит, на прокорм стервятникам подвесим, да не за ребра, а за сладостное место. Вот уж дядюшка-то на том свете возрадуется.
Ордынец ловко спрыгнул на землю, взяв оружие, он поспешил на помощь своим истошно вопящим соплеменникам, которые никак