то, о чем вы собираетесь меня просить, заранее обещаю исполнить вашу просьбу. Это, быть может, несколько неосторожное обещание, но вы, конечно, им не злоупотребите.
– Боже меня упаси от такого намерения, государыня!
– Итак, я слушаю вас, – вздохнула королева.
– Я дерзнул явиться к вам, Ваше Величество, только для выяснения одного обстоятельства, в котором для меня заключается все. Простите ли вы меня, если я коснусь воспоминаний, весьма неприятных для Вашего Величества? Я говорю о событии, относящемся к тысяча пятьсот тридцать девятому году.
– О, в ту пору я была очень, очень молода, – сказала королева.
– Но были уже, несомненно, красавицей, достойной любви, – заметил Габриэль.
– Иной раз мне приходилось это слышать, – ответила королева, приятно взволнованная оборотом, который принимала беседа.
– И тем не менее, – продолжал Габриэль, – другая женщина уже осмеливалась захватить права, данные вам Богом, происхождением и красотой. И женщина эта не удовлетворилась тем, что ваш супруг отвратил от вас свое сердце. Она изменила ему, полюбив графа Монтгомери. Впрочем, в своем справедливом презрении вы, быть может, не сохранили об этом никаких воспоминаний?
– Нет, у меня еще свежи в памяти, – ответила королева, – и этот случай, и все уловки той, о ком вы говорите. Да, она полюбила графа Монтгомери. Затем, увидев, что страсть ее обнаружена, она трусливо заявила, что ломала комедию, дабы испытать сердце дофина, а когда Монтгомери исчез – и, быть может, по ее приказу, – она его не оплакивала и на следующий же день появилась на балу веселая, кокетливая. Да, никогда я не забуду первых интриг, которыми эта женщина подкапывалась под власть молодой королевы; из-за них я дни и ночи проводила в слезах. Но позже во мне проснулась гордость. Своим достойным поведением я заставила всех уважать во мне супругу, мать и королеву. Я подарила семерых детей королю и Франции. Теперь же я сохранила к мужу только спокойную любовь, как к другу и к отцу моих детей. Я достаточно жила для общего блага. Разве нельзя мне пожить немного и для себя? И если бы я заметила чье-то юное и пылкое влечение ко мне, разве было бы преступлением отвергнуть его, Габриэль?
Взгляды Екатерины дополняли ее слова. Но мысли Габриэля витали далеко. Он уже не слушал королеву, а думал о чем-то своем. Задумчивость эту Екатерина объяснила себе по-своему. Но вскоре Габриэль нарушил молчание.
– Разрешите вас просить, государыня, еще об одном разъяснении, чрезвычайно важном для меня. Вы ведь добры ко мне! Направляясь к вам, я недаром предчувствовал, что уйду отсюда удовлетворенным. Довершите же ваше благодеяние. Раз вам хорошо знакома эта мрачная история с графом Монтгомери, то не знаете ли вы, чья дочь герцогиня де Кастро, родившаяся через несколько месяцев после исчезновения графа? Злые языки называют отцом Дианы господина Монтгомери.
Несколько мгновений Екатерина Медичи молча глядела на Габриэля, как бы желая проникнуть в скрытый смысл этих слов. Наконец, решив, что разгадала загадку, она улыбнулась:
– От