Наконец из бани, семеня на коротких ножках, выкатился бородатый боцман с погонами мичмана на плечах.
– Ста-анови-и-ись!
Матросы, затаптывая цигарки, построились в колонну.
– Вы боцман команды 38-С? – спросил у него Рябинин.
– Так точно. Мичман Слыщенко.
– Будем знакомы, – сказал Прохор Николаевич. – Я назначен командиром.
– Очень рад, – ответил мичман, хитро отводя глаза в сторону. – Так сказать, с легким паром!
Они пожали друг другу руки. Рябинин ощутил шершавую от мозолей ладонь мичмана и привычно смекнул, что боцман, наверно, работяга.
– Ну, добро! Ведите команду.
– Есть вести команду! – зычно отозвался боцман и, расправив плечи, лихо щелкнул каблуками. И сразу как будто бы и стройнее он стал, а живот куда-то убрался, не стало живота, да и только!
– Идти штоб с песнями, – предупредил боцман. – Ша-аагом марш!..
И матросы прямо с ходу, с первого же шага грянули песню, точно уже заранее знали, что их ждет впереди:
Пусть в море нас ветер встречает,
Корабль не сбавит свой ход,
И стаи стремительных чаек
Проводят матросов в поход…
Сам собой напрашивался молодецкий посвист, и Мурмылов свистел, оглушительно и резко, засунув в рот два розовых после бани пальца.
Ты не плачь и не горюй,
Моя дорогая,
Если в море утону —
Знать, судьба такая…
Так и шли с песнями по городу, мерно покачиваясь в такт шага плотной голубой волной свежевыстиранных воротников и тельняшек. И казалось, это само море выплеснулось на берег, широко и плавно течет по улицам.
Но по мере того как строй уходил все дальше и дальше от города, в рядах матросов появилось беспокойство. Люди оглядывались по сторонам, выискивая глазами среди мелких суденышек хоть одну мачту с военно-морским флагом, но в заливе раскачивались на волнах только мотоботы, карбасы да ёлы.
Перешли через реку Ниву, в которой бродили по мелководью мальчишки в поисках раковин-перловиц с небогатым карельским жемчугом. На берегу живописной Чупа-губы работали звонкие бондарные мастерские, сшивающие бочонки под мурманскую сельдь; рыбачки в выцветших на ветру и солнце сарафанах чинили сети, распевая протяжные поморские «старины», а матросы все шли и шли…
И наконец отряд спустился к маленькой бухте, где, приткнутая к отмели, стояла красавица трехмачтовая шхуна. Рябинин остановил отряд у самой воды, и тут все увидели, что на борту шхуны золотыми буквами выведено: «Шкипер Сорокоумов». Черноморцам это имя ничего не говорило, и славное название корабля не произвело на них никакого впечатления, но Прохор Николаевич слегка нахмурился, – как показалось другим, от яркого солнца.
Он вышел перед строем и сказал:
– Товарищи! На этом корабле будем служить. Уверен, служба будет поставлена так, что ею будем довольны и мы сами, и наше командование. Верно я говорю, матросы?
И дружно качнулась в ответ голубая волна:
– Верно-о-а!..
Вечером