что их мужики выбирать себе трусы для встречи не станут. Тем на это наплевать.
– Вы спрашивали, чем администратор отличается от управляющего, – напомнила она, вернувшись из уборной, о необходимости посещения которой говорила пять минут назад.
– Я не спрашивал. Я отвечал.
Она улыбнулась уголками глаз.
– Хорошо, пусть так. Но вас это интересует. Постараюсь объяснить. В функции Игоря Викторовича входит организация внутренней и внешней политики игрового дома. Я же отвечаю исключительно за обеспечение казино всем необходимым, в том числе и кадрами. Распорядок работы, правила и даже лампочки под потолком – это мой круг обязанностей. Если в баре не окажется «Хеннесси» в тот момент, когда его потребует клиент, неприятности будут не у бармена. И не у Игоря Викторовича. Они свалятся на мою голову. Если под клиентом сломается стул, то отвечать за это, как ни странно, буду я. Но подобные необоснованные претензии к моей особе меня вполне устраивают, потому как заработная плата, получаемая мною, компенсирует эти неудобства сполна.
– Теперь я даже боюсь спрашивать о круге обязанностей Гаенко, – буркнул Кряжин, рассматривая зал в тот момент, когда она в очередной раз поправляла на плече лямку. – В смысле – о его заработной плате.
Да, сказала она, Гаенко отвечает за все. И за сломанную ножку стула в том числе. Потому что он управляющий. Но в отличие от Эммы Петровны у него есть с кого за это спросить – с Эммы Петровны. А еще он полностью контролирует бухгалтерию казино, к чему она доступа не имеет априори. Теперь следователю Ивану Дмитриевичу все понятно?
– Кроме одного, – заметил Кряжин. – Что следует подразумевать под «внешней» политикой «Эсмеральды». Не организацию ли деятельности «лохотронщиков» на рынках столицы?
Она рассмеялась, заказала себе (советник отказался) белого вина, ей принесли. И рука ее с длинными синими ногтями на тонких пальцах, держащая хрустальный фужер, почему-то показалась Кряжину дланью гарпии, обхватившей чью-то безвольную шею.
– Вы удивительно милый человек, Иван Дмитриевич, – сообщила она советнику новость. – Непосредственный. Просто удивительно, как вы работаете в таком ужасном ведомстве, как прокуратура.
Кряжин рассмеялся – уже давно было нужно.
– Ваше мнение о прокуратуре меняется в прямой зависимости от мнения обо мне. Чем более я для вас мил, тем ужаснее прокуратура. А совсем недавно вы глядели на меня с нескрываемой неприязнью, и та же самая прокуратура казалась вам прекрасной. – Немного отвалившись на стуле, ровно настолько, чтобы не казаться развязным, Кряжин оглядел спутницу весьма пристально. – Между тем я не настолько непосредственен, как вам показалось. И для вящей откровенности между нами в будущем, а также для предупреждения с вашей стороны женского лукавства готов даже кое-что вам продемонстрировать из своих наблюдений.
Глаза ее сверкнули любопытством, которое появляется у людей, застигнутых врасплох. А потому на этот раз она поступила так, как сделала бы любая женщина, и Кряжину