Повторяю, из номера не выходить, из города не… Понял? Сбежишь, приговор подпишешь.
– Не сбегу. Что я, дурак что ли…
– Ага. И правильно.
– Посмотрим.
4
Они ушли, а я остался размышлять… Точнее, приходить в себя. Вспомнил, мне ведь нужно позвонить. Я же должен, этому, заказчику. Я позвонил. Выслушал… Тц… Разговор передавать не хочется. Потому что «дядя» на меня наорал: куда я смотрел? кому он доверил? достали! везде сплошной фальсификат! он на меня в суд подаст! права передаст третьим лицам, тогда я узнаю, как людей обманывать и тому подобную белиберду. Я с ним в принципе был полностью согласен, хотя можно было и не орать: я прозевал. Да, прозевал. Да, проспал. Организм потому что молодой, неопытный. Да, не оправдал доверие, и вообще, поверил в стуки за стенкой. Я ведь думал они любовью занимаются, точнее – трахаются. А оказалось, и не кролик он вовсе, а магнитофон это сам себя… понятное дело что делал, а его самого и девушку… Ужас! Я проспал. Я прошляпил. Каюсь… Каюсь! Дурак! Идиот! Вляпался!
Короткий стук в дверь прервал мои грустные размышления. «Открыто», крикнул я, потому что не закрывал её. Даже с места не вставал. Думал. В себя приходил. Она и открылась.
В дверях возник двойник портрета товарища Эйнштейна, что в нашем классе над доской всю мою школьную жизнь висел, и такой же – один в один – помню, только физически материализованный с усами и в очках, в армии, в учебке, читал нам лекцию по теме арабо-израильского конфликта. Маленький человечек, волосатый, носатый, усатый, в мятом костюме, при галстуке… а жара у нас на Юге, кто не знает, я там именно долг Родине отдавал, как на солнце, – он сильно потел, но терпел. Потому что лектор. Кстати, интересно рассказывал. Умный мужик. Начитанный. К тому же шесть языков знает. Да-да, убедил нас в этом. Знает. Мы проверили.
– Можно? – спросил гость.
– А вы кто? – вместо ответа спросил я. Потому что удивился, так уж велико было сходство и с портретом, и с тем живым лектором. Я было подумал, не он ли…
– Я – Свешников. Николай Николаевич. – Ответил «тройник». – А вы, я понимаю, Волька, да?
– Да, – ответил я. – Только без Ибн. Это в прошлом, в детстве.
– А, понимаю-понимаю! А в настоящем, извините? – нацелившись на меня взглядом, спросил Николай Николаевич, и пояснил. – Как отчество?
– Можно без отчества, – отмахнулся я. – Волька и Волька, так привычнее.
Коротко окинув гостиничный номер оценивающим взглядом, Свешников прошёл, сел напротив меня. На «копии» была не по возрасту цветная линялая молодёжная футболка, с иностранным текстом в обратной записи, светлые летние брюки и шлёпки с фривольным изображением зайчика. Брови кустистые, глаза чуть выцветшие, но выразительные и живые, на голове колыхалась лёгкая копна мелко вьющихся седых волос, над губами чуть скошенный крупный нос и густые усы, ниже сами губы и, естественно, подбородок. Над всем этим круглые очки в белой тонкой оправе. Ну точно портрет этого… эээ…
– Мне Гриша позвонил, я тотчас и пришёл, – поведал Николай Николаевич, – Что-то не так? – вдруг спросил он. – Вы так на меня смотрите? Я вам кого-то напоминаю?
– Да, –