Арина задавала себе этот вопрос, но сейчас неожиданно, вместе с умилением и благодарностью к покойному мужу, ее царапнуло: она обнаружила, что теперь это «оберегал», да и сам Фома выглядели иначе. Впервые за все время подумала: а одной ли любовью к ней это объяснялось? Да, заботился о ней муж, пылинки сдувал – свекровь иной раз даже кривилась, глядючи на них. Ревновала по-матерински? Да, не без этого, но, может, не только?
«Ведь я по сравнению с Фомой неразумным ребенком была. Выходит, он во мне это и полюбил? В Туров привез, чтобы всему, что ему надобно, научить. Для себя только, получается? То-то он каждый раз изумлялся, когда я что-то разумное предлагала… Да, принимал мою помощь при сделках с купцами, потому что она ему выгоду приносила, а дальше меня в свои дела и на полшага не пускал!
Получается, я ему не женой была, а игрушкой, забавой для души и тела? Понятно, что не со зла он это, а от любви, но нельзя же так с живым человеком! Я бы с ним сама собой, такой, какая есть сейчас, никогда не стала бы, только тенью его…
А вот Андрей совсем не так относится. Зачем ему девчонка восторженная, что только вокруг него прыгала бы, щебетала да в глаза заглядывала? Ему жена нужна не та, что с него глаз не сводит, а та, что с ним в одну сторону смотрит, вот! Ох ты, Господи! Смотреть, как Анна, я пока еще не умею, не всегда знаю, какая сторона – та, но научусь. Встреться мы раньше, пожалуй, и не случилось бы ничего. А сейчас не поймешь: я ли Андрея увидеть смогла, потому что меняться стала, или он меня другой и не заметил бы?
Я же, когда к родителям вернулась, по-прежнему только о себе заботилась: в горе своем великом ничего вокруг не видела и видеть не хотела, дурища! А надо! Вон, Анне в крепости до всего дело есть, так потому она и боярыня, и что бы ни случилось, ей некогда руки заламывать да слезы лить: на ней все держится, и на нее все смотрят.
Зато потом, когда пришла настоящая беда и пришлось бежать, мне уже не до страданий стало. Хороша бы я была, коли тогда, так же как после гибели Фомы, вместо того, чтобы сестренок спасать, от всего отрешилась, себя жалеть принялась – а ведь забот побольше, чем в первый раз, свалилось! Но ведь справилась же! И сейчас тоже справлюсь!
Наверно, я оттого и блажила, что до того настоящей беды не знала? И пока меня, как кутенка неразумного, из-под теплого бока не вышвырнули да мордой не ткнули, и мысли такие не приходили. Кабы вся моя беспечная жизнь не сгорела вместе с нашим подворьем, кабы не пришлось мне не только за себя, а за сестренок отвечать и их спасать, так и прожила бы всю жизнь дура дурой».
Арина встряхнула головой, отгоняя неприятные мысли, и подняла глаза. Стешка с Фенькой, хоть и сами видели все, о чем рассказывал Андрею Дударик, сейчас, слушая его, притихли. Старшая наморщила лоб и пыталась что-то соображать, а младшая просто глазенками хлопала, раскрыв рот: в чужих устах знакомые события казались чуть ли не сказочными. Арина улыбнулась, глядя на них, и сама себя одернула:
«Да чего уж теперь о прошлом горевать – не изменишь ничего. Мне сейчас по-настоящему взрослеть