накладывают отпечаток на деятельность любого дипломата, тем более важно их учитывать, когда речь идет об Андропове, при всей своей осмотрительности человека крайне честолюбивого, амбициозного и обладавшего всеми данными для заметного возвышения по ступеням служебной лестницы. Однако распорядиться своими личными качествами любой дипломат мог только в рамках принципиальной политической линии, направленной на утверждение в Восточной Европе советского проекта как универсального и образцового. Следование этой линии и строгое выполнение указаний, поступавших из центра, не означало, конечно, что послы никогда не превышали своих полномочий и не вмешивались, ссылаясь на мнение КПСС, во внутренние дела стран «народной демократии». Иной раз это вызывало жалобы, на которые в Москве считали нужным реагировать. Так, в 1954 года после жалобы польского лидера Болеслава Берута посол СССР в Польше Г. М. Попов был отозван из Варшавы и подвергся резкой критике Н. С. Хрущева на июльском пленуме ЦК КПСС 1955 года за нетактичное вмешательство в дела ПОРП, иногда доходившее до оскорбительных выпадов в адрес ее руководителей.
Горький опыт Попова не могли не учитывать его коллеги в других странах «народной демократии», и в том числе недавно назначенный посол в Венгрии. Жестко отстаивая интересы Москвы, как они виделись из Кремля, Андропов поддерживал совсем иной стиль в отношениях с венгерскими лидерами. Он не только категорически не допускал окриков, но соблюдал все правила дипломатического этикета, облекая даже самые жесткие рекомендации в форму «советов» и там, где можно, проводя линию СССР чужими руками – через наиболее доверенных, преданных Кремлю и советской модели представителей венгерской партноменклатуры.
Эта линия после XX съезда КПСС подлежала определенной корректировке, ведь обстановка за годы, прошедшие после смерти Сталина, заметно изменилась. К середине 1950-х годов в странах «народной демократии» все отчетливее обнажаются симптомы глубокого кризиса в экономике, свидетельствуя о несбыточности сталинской программы форсированного построения в них социализма и настоятельно требуя изменения курса. На фоне объективных трудностей возымел действие и субъективный фактор. Хрущев на XX съезде не только осудил Сталина, но и заявил о многообразии форм продвижения к социализму, и это поставило в непростое положение лидеров братских партий, служивших «верой и правдой» официальной Москве и советскому проекту. Видимый поворот в политике
Кремля дал моральную опору сторонникам реформ. Исходившие от коммунистов-реформаторов призывы к переменам оказались созвучны официально провозглашенному курсу КПСС на частичный разрыв со сталинским наследием и тем самым обрели значительно больший вес в общественном мнении. В Польше и Венгрии они стали реальным фактором внутриполитической жизни, с которым приходилось считаться властям. Реформаторские течения здесь заметно окрепли и партийные руководства, оказавшись под массированным давлением снизу, начали постепенно сдавать свои позиции.
Нарастание