Эдикон отвечал, что… ему, вместе с другими значительнейшими скифами, вверяется охранение царя, что каждый из них по очереди в определенные дни держит при нем вооруженный караул. После того евнух сказал, что если Эдикон даст ему клятву в сохранении тайны, то он объявит ему о деле, которое составит его счастие, но что на то нужно им свободное время, и оно будет у них, если Эдикон придет к нему на обед… без других посланников.
Эдикон… приехал к евнуху на обед. Здесь они подали друг другу руку и поклялись через переводчика Вигилу [официальный переводчик, состоявший под началом Хрисафия]… Эдикон в том, что никому не объявит предложения, которое будет ему сделано, хотя бы оно и не было приведено в исполнение. Тогда евнух сказал Эдикону, что если он… убьет Аттилу и воротится к римлянам, то будет жить в счастии и иметь великое богатство. Эдикон обещался и сказал, что на такое дело нужно денег немного – только пятьдесят литр золота для раздачи состоящим под начальством его людям, для того, чтобы они вполне содействовали ему в нападении на Аттилу.
Но всё оказалось не так просто. Аттила ввёл постоянные меры предосторожности:
Эдикон сказал тогда, <…> что по возвращении его Аттила с любопытством будет расспрашивать его, равно как и других посланников, какие подарки получил он от римлян и сколько дано ему денег, и тогда он не будет иметь возможности скрыть то золото от спутников своих[124].
Тогда по просьбе Эдикона пришли к следующему согласию: Вигила вместе с Эдиконом отправится ко двору Аттилы якобы для того, чтобы получить ответ вождя гуннов в ведущихся переговорах, на деле же для того, чтобы получить инструкции относительно способа пересылки золота.
Это была достойная попытка и здравое государственное решение: ведь неомарксистская догма, согласно которой история складывается из безличных процессов, а отдельные правители в этом смысле безразличны, утратила всякое доверие. Но в силу своей неизбежной секретности тайные операции подвержены ещё большим ошибкам, чем все остальные государственные дела. Хрисафия, который предположительно был мастером обмана, благодаря своему коварству перехитрившим многих врагов при дворе[125], перехитрил предположительно простодушный варвар, который, несомненно, с самого начала решил открыть заговор Аттиле, а золота просил лишь для того, чтобы предъявить его в качестве свидетельства.
Когда Аттила принял миссию, возглавляемую официальным послом Максимином, ничего об этом деле не ведавшим, он ничем не дал знать, что ему известно о заговоре, хотя и обронил загадочный намёк. Максимин «вручил ему царские грамоты и сказал, что царь желает здоровья ему и всем его домашним. Аттила отвечал: “Пусть с римлянами будет то, чего они мне желают”».
Затем Аттила стал запугивать Вигилу, внезапно накинувшись на него по второстепенному вопросу о возвращении беглецов-гуннов, перешедших к римлянам, и обращая свои нападки скорее на Вигилу, чем на Максимина:
Вигила