Он же ювелир, своего рода коллекционер. Мастер. Наверняка у него под стеклом в шкафах хранились сделанные им уникальные ювелирные изделия, которыми он гордился и показывал их своим редким гостям. Ты его давно знал, дружили. Неужели он никогда нигде не выставлялся, не было у него постоянных заказчиков, круга общения, коллег, с которыми он встречался? Человек не всегда жил замкнуто. Дети у него в конце концов есть? Вот, бери бумагу, садись и пиши всё, что вспомнишь. Человек жил и оставил свой след на земле.
Огарёв вскочил со стула, нервно схватил бумагу, положил её перед Калининым.
– Хорошо, я постараюсь вспомнить все, относящееся к делу. У меня руки чешутся. Он так боялся боли, ещё после ареста в тридцать седьмом! Что ему сейчас пришлось выдержать! Помимо похищенных вещей им еще что-то надо было от него. Почему они его пытали? – Калинин тоже был взволнован.
– Послушай, Егор Кузьмич, у него какой-нибудь знак был на изделиях? Понимаешь, свой личный знак.
– Да, был. Я помню. По-моему, две маленькие микроскопические звезды. У моей жены есть его подарок – кольцо и браслет. Я принесу. Мы посмотрим.
– По этому знаку можно искать у скупщиков. Да, работа предстоит немалая. Но у меня тоже чешутся руки на этих подонков.
С этого дня началась отработка версий, которые могли привести к разоблачению и поимке бандитов. Но Зеников канул. И изделий с двумя микроскопическими звёздочками в скупках пока не было обнаружено. Однако нашёлся знакомый ювелир, с которым Близинский был в дружбе. Он подсказал, что надо ещё раз сделать обыск в квартире.
– Должны быть документы. Близинский фотографировал свои творения, и у него была тетрадь, в которой он отмечал каждую вещь, когда сделана и куда ушла.
И действительно, когда сделали обыск, за часами, которые по великой случайности остались на своём прежнем месте, нашли тайник.
Старый Романов сидел у окна в своём любимом кресле и наблюдал за улицей. Снег падал большими пушистыми хлопьями. Ветра почти не было. И снег кружил, медленно оседая на крыши домов, мостовую, на шапки и воротники прохожих. И так же медленно кружили мысли в голове Романова. Он знал, что жить ему осталось очень недолго. Силы уходили. Сердце часто давало сбои. Появилась почти постоянная боль за левой грудиной.
Перед его мысленным взором прокручивались кадры прошедшей жизни. Иногда он как будто наяву видел своих близких, людей, прошедших через его жизнь, вёл с ними мысленные разговоры. Он был рад встрече этого Нового года. Предчувствуя скорое расставание, с особенной любовью смотрел на внуков, сына и невестку. Он думал о том, сколько разных жизней вместилось в его семьдесят пять лет. И каждый промежуток жизни был насыщен, своеобразен и как бы закончен. Каждый давал свою пищу уму и сердцу, каждый изменял его суть, давал свой урок. Обстоятельства подводили его к решительным действиям, приходилось сжигать мосты, чтобы не было отступления и принимать порой рискованные решения. Жизнь круто менялась, как бы начинаясь заново. И сейчас