указательным пальцем возле своего лица, словно для вескости, и проговорил очень существенно: – Человек без дела – и не человек совсем! Есть дело – ты уважаем, нет у тебя дела, не нужен никому.
– Многое, Григорич, деньги решают, – сказал на это Юрий, – деньги и то, что с ними имеешь. Пусть даже дела у тебя и нет никакого.
– Это как? – очень искренне удивился тот, – Как же так?
– А ты посмотри на этого дядю Геню?.. Какое у него сейчас дело? А есть ружьё, есть провиант… с водкой. Есть сразу и положение. Уважают до полного своего уничижения.
– Ну-у, – протянул Григорич с усмешкой, – какое это уважение, Юра?.. Что т-ты… это страх. Страх и растерянность. Человек, может, никогда не тонул в реке? Никогда не оставался вот так в жизни своей посреди ничего? Потянулся к сильному. Себя подмял под другого, зато сохранился. Он сейчас, может, даже и не понимает, как его при всех из человека собакой делают? Лишь бы выжить.
– По мне, так лучше сдохнуть, нежели такое обращение с тобой.
– У тебя характер другой. Ты как – стрелять-то умеешь по дичи? Завтра у нас особо еды не предвидится, а «мэчээс» (МЧС) тоже не приедет. Надо как-то и нам выживать. Я смотрю, вон соли есть у тебя целый пузырёк, зря не сыпьте никуда?..
Он сказал так и посмотрел сначала на Юрия, потом на Есю. Юрий кивнул безучастно, предложил:
– Ну так, ты возьми сразу себе? Чтоб аккуратно.
– Настя? – взял пузырёк Григории и подал супруге, та сразу взяла, – Припрячь?..
– Думаешь, здесь дичи полно? – спросил Юрий, чуть приподнимаясь на локте и оглядываясь в сумерках.
– Не полно, но, всяко, куропатка ходит, кормится. А раз деревья растут, так и тетёрка залетает, я на берегу заячий след видел, хор-роший такой, крупный!
– На зайцев сезон ещё закрыт, – начал Юрий, и Тригорин сразу рассмеялся.
– Какой сезон, Юра? Нам бы не сдохнуть. У тебя вон патронов девять штук, а жить сколько? Глухарку или тетёрку если пришлёпнешь, так на пару дней хватит, а если по куропатке стрелять? Дробь какая?
– Картечь.
– О! – вновь выразительно поднял он указательный палец перед лицом, – На глухаря да на зайца пойдёт!
От соседнего костра поднялся дядя Теня, подошёл, ружьё у него было зажато в правой руке, стволом вниз. Дядя Геня был уже совсем нетрезв, и, похоже, никак уняться не мог. Подошёл спокойно, вроде как на правах главного здесь, или хозяина какого. Григорич сидел к нему боком, не обернулся. Дядя Геня ткнул его стволом в плечо и сказал пренебрежительно:
– Слышь, комяк?.. Ты это… соли нам дай? У нас сало, ёшты-манашты… этот Костик, дурак, взял недосолёное… в рот не лезет, слышь, я с кем говорю? – и опять ткнул его стволом.
– Нет соли, – ответил Григорич в ту сторону, куда смотрел, – утонуло всё в реке, все три ящика.
– Так иди, нырни в речку и достань? – непонятно, то ли приказал, то ли предложил тот.
Григорич, сидя на своём месте, обернулся на него, снизу посмотрел, как на психически больного, но пьяные глаза дяди Гены было не пробить, тогда ответил резонно:
– Так